Свет чужого солнца
Шрифт:
В комнате снова повисло молчание. А в голове Эйрис так и вертелся вопрос, не заданный Граксом: «Зачем мне обманывать тебя?» Она взглянула на Криджин, на Илабора, на Тея. Похоже, они думали о том же.
Эйрис повернулась к Дахару. Он смотрел на нее с удивлением. Встретив ее взгляд, черные глаза жреца сузились и стали серьезными.
В доме джелийских горожан, в запертой комнате сидел очень худой, уже немолодой человек, опустив голову на руки. Он прислушивался к стуку в дверь. Рядом стояло семь чаш, наполненных водой, и большая миска холодного жаркого. В углу стоял таз, служивший ночным горшком; запах поглощался насыпанной на дно известью Стук продолжался. Человек поднял голову. Его лицо и руки покрывали красные пятна. Он начал отчаянно чесаться, пытался сдерживаться, но остановиться не мог Лицо и шея были расцарапаны уже до крови.
Внезапно стук оборвался. Горожанин перевел дыхание и посмотрел на дверь, но замок не открылся. Никто не вошел.
— Я не понимаю, почему не действует ни один антибиотик. Не понимаю, — повторил Дахар.
Эйрис промолчала. На нее снизошло сонное блаженство, ей не хотелось ни говорить, ни думать. Они лежали в темной комнате Дахара. Он во весь рост вытянулся на спине, а Эйрис свернулась возле него клубочком и лениво рисовала большим пальцем круги у него на груди. В каком-то уголке ее памяти вяло шевельнулось воспоминание о Келоваре, о его груди, покрытой жесткими вьющимися волосами. Эйрис поморщилась. Она не вспомнила бы о Келоваре, если бы не подозревала, что Дахар тоже о нем не забыл.
— Должно быть, потому, что бактерия такая маленькая, — сказал Дахар. — Слишком маленькая, чтобы ее увидеть. Если антибиотики смертельны для любого вида бактерий…
— Мы этого не знаем, — перебила Эйрис.
Подумав, он согласился:
— Да. Не знаем. Но Гракс говорит, что это единственная известная гедам бактерия, на которую не действует ни один антибиотик. И единственная настолько маленькая, что ее не видно в увеличитель. Интересно, почему?
— Может, она и не бактерия вовсе, — сказала Эйрис просто так, чтобы поддержать разговор. Но эта мысль вдруг захватила ее. Она прекратила чертить круги на груди Дахара. — Почему мы так уверены, что это бактерия?
— А что же еще?
— Не знаю. Но шесть десятициклов назад мы слыхом не слыхивали о бактериях. Почему бы не быть и чему-то другому, о чем мы тоже не знаем?
— Но Гракс-то должен знать… Однако он ничего не говорит.
Минуту Эйрис лежала молча. Потом заговорила, осторожно подбирая слова, боясь, как бы по неосторожности опять не вызвать отчуждения.
— Гракс сказал, что гедам никогда не попадались бактерии, которые не гибли бы от гедийских антибиотиков. А вдруг этой болезнью болеют только люди?
Он задумался. Она нащупала его руку, и его рука тотчас ответила ей крепким пожатием. В груди Эйрис что-то болезненно всколыхнулось. Так вот оно что! Когда их тела соприкасались, она всегда чувствовала какую-то скованность, исходившую от Дахара. Он вел себя совсем не так, как в минуты пьянящего наслаждения, которое доставляла им любовь. Он желал ее, ласкал, но она никогда не спрашивала, о чем он думает в эти минуты. Она не хотела этого знать.
Но стоило им заговорить о науке гедов, и сдержанность, сомнения, замешательство исчезали. Они давно привыкли к странным чужим словам. С удовольствием предавались игре ума, и зачастую она заканчивалась любовной игрой. Дахар внутренне раскрепощался, его губы сжимали ее сосок со страстью, вызванной, как подозревала Эйрис, не только желанием. Она боялась спрашивать об этом — ведь именно такие разговоры напоминали бывшему легионеру о проститутках.
Они не говорили о сексе. Эйрис вспомнила слова Джехан: «Болтаешь о том, чего не понимаешь», — и, лежа рядом с Дахаром, сжала кулаки.
— Ладно, пусть не бактерии, — вслух размышлял Дахар, — пусть что-то другое. Но все-таки почему их не видно в увеличитель?
— Должно быть, они слишком малы.
— Мы различаем части клеток, даже самые мелкие. Значит, эти еще меньше?
Как же они живут?
— Не знаю, — призналась Эйрис. — Но Гракс сказал, что геды носят свои костюмы не только из-за воздуха, а еще и для того, чтобы защититься от неизвестных микроорганизмов.
— И эти, выходит, мельче любого известного гедам микроорганизма, любой его составной части. Разве такое возможно? — Дахар, казалось, спорил сам с собой.
— Не знаю.
— Микроорганизм, но не бактерия, неизвестный гедам, слишком маленький, чтобы разглядеть его через увеличитель?
Она поняла, что он нахмурился.
— Но если они настолько малы… А может ли вообще существовать такая крошечная клетка?.. Скорее всего нет. Если, конечно, это не какая-то ее часть.
— А что, если отбросить все, без чего можно обойтись, — что останется?
— Но в клетке нет ничего лишнего.
— А эта штука может быть не клеткой?
— Все живое состоит из клеток, ты же помнишь, что нам говорили.
— А если… если… — Эйрис рылась в своих воспоминаниях, сама не понимая, что же она ищет. — Если это не клетка, если оно обходится без ее составных частей… Не знаю, Дахар. Мы просто многого еще не знаем! Может, бывает что-нибудь другое в клетках, чего нельзя разглядеть в увеличитель.
Гракс что-то говорил…
Казалось, Дахар выдавливает из себя слова через силу:
— Двойная спираль.
— Двойная спираль не может жить вне клетки.
— Так он утверждал.
Эйрис помолчала. Бессмысленно сомневаться в познаниях Гракса. Если бы существовали другие микроорганизмы, он бы о них знал. Все, о чем говорили геды, рано или поздно подтверждалось. Какой смысл сомневаться? Но Дахар чувствовал ее сомнения, а она ощутила, как напряглось его тело. Осторожно, словно в руке у нее было слишком быстро нагретое и охлажденное стекло, Эйрис отпустила его руку и чуть отодвинулась, избегая дотрагиваться до него, пока говорит.
— Дахар, что с нами будет? Скоро закончится этот год. Город умирает. Я не могу вернуться в Делизию, к Эмбри… — она слегка запнулась, пережидая приступ боли, которая временами затихала, но не оставляла ее никогда. — И ты не можешь вернуться в Джелу, не сможешь жить как простой горожанин. — Она хотела сказать «вернуться без меня», но не отважилась.
— А почему бы нам не остаться с гедами?
— Что ты?! Как это — остаться? Разве сами они останутся?
Казалось, Дахар собирается с мыслями. Даже не прикасаясь к нему, Эйрис почувствовала, как напряглись и расслабились его мускулы. Крохотная искра пробежала между ними. Он знал кое-что еще и решил ей довериться.