Свет, который не гаснет
Шрифт:
— Ключи, — в третий раз повторил Марат. Его огромная ладонь двинулась, шевельнулись пальцы, призывая вложить в них ключи от автомобиля.
Вместо этого Милана продемонстрировала ему средний палец с ярко-алым маникюром. Марат вздохнул и обернулся к Свете.
— Светлана Анатольевна, будьте так любезны, достаньте из сумочки Миланы Антоновны ключи от машины и передайте их мне.
— Светка, не смей!
Но Света встала, прошла к шкафу, достала оттуда сумочку Миланы и выудила ключи.
— Вот.
— Благодарю вас, — Ватаев удивительно ловким движением забрал у Светланы ключ и убрал его в
— Я вас уволю к черту завтра обоих! — прошипела Милана.
— Зачем же увольнять, — медленно протянул Ватаев. — Казните. Прямо завтра с утра на главной площади посредством отрубания головы. Королева долбанная, — последнее он произнес тихо. Света услышала. Насчет Миланы не была уверена. А потом добавил громче. — Десять минут даю на то, чтобы допить этот ополаскиватель для рта, а потом развезу вас по домам.
Артур как в воду глядел. Снять повязку хотелось так, что впору просить, чтобы руки связали. А ведь минуло всего два дня после операции. Сама операция прошла на удивление обыденно. Только очень длительно по времени. А так — дали наркоз, после которого, спустя восемь часов, Артур пришел в себя. Никаких изменений в себе не ощутил. Кроме повязки на глазах.
Оперирующий хирург был преисполнен умеренного оптимизма. Утверждал, что все поставленные задачи выполнены на сто процентов. А дальше — дальше уже индивидуальная реакция организма. Его, Артура, организма.
А организм объявил бунт.
Совершенно пропал аппетит. Бессонница. Дикая вялость и апатия. И желание снять повязку. Даже сдернуть! Три недели. Три! Как он выдержит?!
А еще по какой-то странной, непонятной причине Артур вдруг стал испытывать моторную неуверенность. Он за три года слепоты привык ориентироваться в пространстве не визуально. На слух. На запах. На температуру. Запоминать расположение предметов вокруг. А теперь этот навык неожиданно дал сбой. Артур спотыкался. Врезался в предметы мебели. Один раз чуть не упал — хотя падать ему теперь категорически нельзя, это не раз и не два повторил ему его лечащий врач. Поэтому Артур теперь старался не слезать с кровати без крайней необходимости — только в душ, туалет, поесть.
Но что означает утрата этих, кажется, прочно закрепленных навыков? Что?! Значит ли это, что функция зрения восстановилась? Что Артуру больше нет необходимости ориентироваться на звук, запаха, температуру, запоминать расположение предметов? Что он может всю окружающую обстановку просто… увидеть? И его организм уже это знает — и отключает теперь ненужные навыки? Это так?! А если нет?..
Постоянно лежа в постели, можно сойти с ума. И Артур часами простаивает у окна. Он подробно расспросил медсестру о том, что видно из его окна. И теперь, стоя у окна и упираясь лбом в стекло, он представляет. Вон там, слева, еще один корпус. Большой. Синий. Десять этажей. К нему ведет дорожка, обсаженная деревьями. Клены. Чуть правее — серый корпус, там находятся хирургические отделения. Он всего в пять этажей, но площадью гораздо больше, чем тот, синий. И чем тот корпус, в котором находится Артур. Его корпус белого цвета, но из окна этого не видно.
Внизу — парковка. Не самая большая на территории медицинского комплекса, служебная, для автомобилей персонала. Но всегда заполненная — это тоже со слов медсестры. Артур представляет, какие автомобили стоят на этой парковке. Большие, маленькие, их цвет, модели. Каждый раз почему-то представлялась ярко-желтая маленькая машинка прямо под его окном.
Но хуже всего было ночью. Когда бессонница. И желание сдернуть повязку практически нестерпимо. А еще в голову лезут мысли. Всякие. Те самые, которые он когда-то, сразу после аварии, гнал от себя. Теперь же, наверное, пришло время откровенно поговорить самому с собой. Безо всяких посредников в виде психоаналитиков.
Он не может вспомнить, как жил до аварии. Такое странное, парадоксальное ощущение, что он не жил. Ну раз не может вспомнить отчетливо — значит не жил, так? Что он помнит? Как учился — в школе, в университете? Учился, но не помнит. Клубы? Не помнит или совсем смутно. Девушки? Тоже нет.
Конечно, он не мог все это не помнить. Не мог все это забыть. Скорее всего, дело было в том, что не хотел вспомнить. Там была одна пустота. Правда, помнил отчетливо, как ссорился с Миланой. Потому что за это стыдно до сих пор. Потому что это нельзя забывать.
Или все-таки причина его такой странной амнезии — в наркотиках? Артур не помнил — или не хотел вспоминать — как впервые попробовал. Он со стоном перевернулся на бок.
Как всякий зависимый человек, Артур был свято уверен, что с ним все в порядке. Что если захочет — бросит. Он просто не хочет — и все. Артур вообще считал себя тогда венцом творения, пупом земли, тем, ради кого создан этот мир. И что ему все можно. Абсолютно все.
Господи, какой он был идиот.
Авария и последовавшая слепота раскрыла ему глаза. Вывод нелепый по форме, но верный по сути. Да, он до этого не жил. Он прожигал свою жизнь в самом поганом смысле этого слова. Пока Артур, совершенно обдолбанный, ничего не соображающий, не совершил полет с приземлением на крышу на скорости около двухсот километров в час — если верить камерам дорожного наблюдения.
Милана была права, сказав как-то, какое это огромное счастье, что на своем пути его «порш» не встретил никаких препятствий — отбойник не в счет. Повезло, потому что было три часа ночи, и дорога была пустая. Если бы на совести Артура оказалась чья-то жизнь — он бы точно не вывез. А так…
А так он радикальным образом избавился от своей наркотической зависимости — ни разу после аварии Артур не вспомнил про наркотики. Ну практически лечение головной боли гильотиной. А еще — заново обрел сестру. Вернул себе компанию, которую завещал ему дед. Понял, что в жизни важно, а что нет. А еще благодаря этой аварии, как ни крути, в его жизни появилась Светлана.
Как много он, на самом деле, обрел. Может быть, это был равноценный обмен? Все это — в обмен на слепоту?
Он вздохнул и перевернулся на другой бок. А, может быть, судьба все же решит, что он усвоил преподанный урок? Артур хмыкнул, снова перевернулся — в этот раз на спину. Как там говорят — бог не фраер, бог все видит. А вот Артур — нет. Не видит. Но как же хочется…
Что толку об этом думать? Все уже сделано. Осталось только ждать. Да, три недели кажутся сейчас почти бесконечностью. Но они когда-нибудь кончатся.