Свет маяка галактики Млечный Путь. Книга первая. Прибытие
Шрифт:
– Ах вы, сорванцы, ужо не спится пострелятам, ночь на дворе, да, непогода какая, самое время засыпать. Вон, как пурга поет свои колыбельные, слушайте, и закрывайте глазки, а гости сидите смирно, а поет она, про снег и про зиму, и про то, как хотелось бы ей к нам в теплую комнату, запорошить непослушных детей, забрать к себе в услужение. спите, хватит бурогозить.
Но дети, не сдавались, а забежавшие из других комнат, более взрослые дети, наперед зная, что доброты их воспитательница исключительной и продолжали свою наступательную стратегию, называя её Наденькой и милой, и любимой, поочередно
– Ну, хорошо, – сдалась она с улыбкой, и, усевшись на низкий табурет между кроватями, придвинув его ближе к горячей батарее под небольшим окном и ещё раз посмотрев на залепленное снегом стекло, сказала, вдруг притихших голосом, – слушайте, но при условии, чтобы все закрыли глазки и старались уснуть, а если кто – то хоть слово скажет, уйду не обернусь и дверью бабахну со всего маха, всем ясно? – Полная тишина, повисшая моментально в комнате, была самым правдивым ответом на её вопрос. Еще немного помолчав, Надежда прищурила глаза, будто всматриваясь в далекое прошлое и начала нараспев свой рассказ…
Давно это было, ещё, когда я девочкой жила с родителями, отцом Геннадием Ивановичем и мамой Марией Дмитриевной в деревне Жуково в великих и дремучих кировских лесах. Деревня наша была в десяти километрах от большака, так называли дорогу, по которой ездили машины из одного городка в другой, и если не было попутной лошадки, ехавшей до деревни, или машины «бортовушки» то и в снег, и в грязь с дождем, иди себе вперед не кашляй. Главное быть одетым и обутым по погоде и запастись терпением, часто идти приходилось по непротоптанным дорожкам, тяжело ступая по снегу или грязи, но в детстве все кажется не таким тяжелым, как сейчас, было весело и беззаботно и большие расстояния нас не пугали, главное была цель, к которой мы так стремились.
Вот, и приключилась в те года с нами такая история. Школа была как раз за большаком, в поселке Матвинур, по другую его сторону и так как не набегаешься особенно, по десять километров туда и столько же обратно, обычно дети из дальних деревень пять дней учились и жили прямо в школе-интернате. И только в пятницу после обеда, а директор всегда старался отпустить детей пораньше, чтобы все успели придти домой засветло, на выходные, ученики уходили по своим деревням, а в понедельник уроки начинались с двенадцати, дети возвращались в школу. Так и в этот зимний день я собралась после обеда с подругой Татьяной и братом Виктором, остальные дети ушли пораньше из-за болезни учителя, вот и пошли мы втроем, в свою деревню, несмотря на начинающуюся пургу.
Шагали весело, хоть и мело, но было светло, грела мысль о скорой встрече с родными, матушка обязательно пекла в русской печи, открытый пирог с малиной и из картошки запеканку на сметане с яичной заправкой. Дорога была знакомая, сначала полем три километра, затем два лесом, потом опять полем, лесом и вот уже и родная деревенька должна показаться. Но, в этот раз, что-то пошло не так, то ли валенки сильно промокли, а может, есть хотелось сильнее обычного, но скорости в движении было, почему-то меньше чем всегда. Вечерело, а мы всё шли и шли, и не видно было конца пути, а ещё встречный ветер и бьющий в глаза снег, в сердце закрадывался холодный огонек непонимания и тревоги. Мы бодрились и по-детски поддерживали друг друга разными веселыми восклицаниями, но происходило это, пожалуй, от испуга.
Первой стала уставать Танюша, самая младшая из нас, она ходила в третий класс, да и валенки у нее были старшего брата, на пару размеров больше, подшитые тяжелой резиной.
– Не могу я больше идти, давайте сядем и немножко отдохнем, – капризно, предложила она и остановилась, показывая всем, что не намерена дальше ни шагу шагнуть.
– Нет, что ты, – говорю ей, – нельзя, осталось нам совсем немного чуть-чуть, вот сейчас закончится лес, а там триста метров до первого дома. нашего, там и отдохнем, и отогреемся, можешь у нас на ночь остаться, твой то дом в конце деревни, еще километра полтора пути.
– Но мне кажется, мы заблудились, сколько идем, а не видно, конца пути. Я не могу больше, устала, – и она села на край дороги, прямо на затвердевший снежный отвал, оставленный трактором.
С уговорами и угрозами, что бросим Таню одну, мы подняли её и стали медленно продвигаться вперед. И вот сумерки превратились в непроглядную ночь, а вьюга стала всё сильнее запрокидывать полы коротеньких детских пальтишек, наш шаг становился всё короче и медленнее, ноги в валенках тяжелели, казалось, что снега всё больше, и нет силы продолжать путь.
В итоге решили, куда нам спешить, лучше сесть и переждать, вот тут, прямо на дороге, авось или пурга закончится, не век же ей мести, или найдет кто. И вот мы присели отдохнуть, рухнув как подкошенные на снег, прижались спинами друг к другу, подняли, как могли воротники, отвернулись от ударов ветра, и стали клевать носами, разговаривать не хотелось и зубы стучали от холода.
Согревшись кое-как друг от друга мы стали понемногу засыпать. И видится мне, то ли снится сон, осветилась в темноте пурги дорога лунным светом, а сама луна опустилась почти до земли и висит прямо над головой можно рукой достать. Пурга как будто поутихла, метет, но рядом, а на дороге по тише, и впереди идут двое.
Женщина около трех метров роста, в дорогой, белой, длинной шубе с капюшоном, красоты неземной, с лицом задумчивой королевы, и маленький беленький, сухонький старичок не выше кухонного стола, аккурат своей спутнице чуть выше колена похож немного на благородный гриб и одеждой и повадкой. Идут себе разговаривают, голоса сильные, и даже вой пурги не может их заглушить, у женщины грудной голос, с растяжечкой, а у старичка звонкий с усмешкой, поглядывают друг на друга, хмурятся, видно, спорят. Как идут, не видно, будто летят над дорогой неспешно, так и добрались они до засыпающих ребятишек, остановились в задумчивости, замолчали, постояли несколько минут.
– Вишь, ли, ты, замерзают детки-то,– проговорил с горечью дедушка, не поднимая головы на спутницу, как будто сам себе.
– Да, – потянулась белая королева, равнодушно, – но, тебе-то, что, мои они теперь, и нет на них запрета, разве, что мальчонку отпущу, если хочешь, а девочки со мной пойдут, есть у меня для них работа на многие века.
– Да ладно тебе, посмотри какие молодые да красивые девочки-то, им жить да жить, любить, мечтать, рано, рано, отпусти, пусть поживут на белом свете, раз пришли в него, потрудятся, порадуются, попечалятся.