Свет мира
Шрифт:
Для Яртрудур существовал один только Оулавюр Каурасон, весь остальной мир состоял из сплоченной армии потаскух; жизнь была войной, в которой она была вынуждена сражаться в одиночку с этой армией соблазнительниц; в будни и в праздники все женщины земли, молодые и старые, подстерегали этого неудавшегося Хатлгримура Пьетурссона, ее скальда, и беспрерывно пытались обольстить его. Он ушел от Яртрудур с пересохшими губами и сдавленным горлом, вошел в свою каморку и начал складывать в мешок книги и носки. Когда он уже почти собрался, к нему вошла Яртрудур и спросила, что он делает.
— Я ухожу, — сказал он.
— Куда? — спросила она.
— Куда-нибудь, — ответил он.
— Уходишь от меня? — спросила она.
— Да, — сказал он.
Сначала ее лицо застыло, потом на нем появилось выражение отчаяния, и наконец она
— От меня, которая готова умереть за тебя?
— Этого не требуется, — сказал он. — Я хочу сам за себя умереть.
— А за кого же умереть мне? — спросила она.
Он ответил:
— За Оспода.
Тогда ее тело обмякло, она опустилась перед ним на колени, как перед идолом, обняла его ноги, прильнула к нему и простонала:
— Хоть я всего лишь червь под твоим каблуком, но у меня будет от тебя ребенок.
Холодная жестокость, свойственная свободным героям, нахлынула на него внезапно, словно безумие, словно вдохновение, сметающее все препятствия, превращающее цепи в прах, он видел горы, прибежище беглецов, вздымающиеся в своем великолепии, и уже был готов раздавить червя. Но при этих ее словах его вдруг осенило. Раздавить одного червя — это значит раздавить всех червей. И он сразу вспомнил, где он находится. Ему показалось, что он тут же превратился из одного вещества в другое. Боязнь причинить боль, желание угодить снова овладели его существом. В смятении он оглянулся, и ему почудилось, что он раздваивается: свободный герой, безумец, преступник и скальд отступил, и его место занял христианин, послушный член общества, человек скучный и лишенный поэзии, Альвир Детолюб, который не мог поймать ребенка на острие копья, покорно признающий установленные обществом нормы поведения. Он снова вытащил из мешка свои книги и носки и положил их на место; как-никак было поздно и в горах свирепствовал буран.
Глава восьмая
На телеграфном столбе было прикреплено объявление:
«Исландцы! Вы потомки древних скандинавских викингов. Долой ирландских рабов!
Да здравствует исландский государственный строй, даже если экономика страны и требует снижения почасовой оплаты труда! Оставайтесь свободными людьми!
Владельцы огородов и ботов, охраняйте свою нацию! Мы требуем войны против датчан и русских!
Поддерживайте авиационные начинания Истинных Исландцев Свидинсвика! Долой безродных!
Мы хотим построить в Свидинсвике великолепную церковь и зажечь маяк культуры. Долой грязных писак!
Помните о чистоте ореола!
N. В. Целебный рыбий жир для детей продается за бесценок в Моей Лавке. А также витамины в драже. Витамины — спасение новых времен. П. П.»
Рано утром на другой день, когда невеста скальда Яртрудур Йоунсдоухтир, как истинная и свободная исландка, намеревалась спешно отправиться на работу в сушильни, скальд Оулавюр Каурасон преградил ей в дверях дорогу.
— Милая Яртрудур, я хотел попросить тебя остаться сегодня дома, — сказал он.
Сначала она молча глядела на него, потом сказала:
— Неужели мне придется поверить, что ты присоединился к тем, кто готов скорее слушаться людей, чем Оспода Бога?
— Милая Яртрудур, вполне возможно, что Бог предпочитает, чтобы люди работали по старым расценкам, и против того, чтобы они работали по новым. Но я знаю одно: если Бог и люди ссорятся, то лучше держаться подальше от этой ссоры.
Сила, заставившая этого нейтрального скальда преградить дорогу своей невесте как раз в ту минуту, когда она намеревалась сделаться истинной исландкой, была могущественнее, чем его глубоко укоренившееся желание угождать, чем боязнь обидеть. Не раздумывая, словно повинуясь тайному инстинкту, но вместе с тем с непоколебимой убежденностью ясновидящего скальд понимал, что сегодня было бы неразумно идти на работу в сушильни Пьетура Паульссона и что следует остаться дома.
— Отойди от двери, или я призову гнев осподний на этот дом, — сказала невеста.
— Что ж, — сказал он, — пусть твой Бог сделает с этим домом то, от чего мой Бог уже давно оберегает нас.
В это утро наверняка во многих домах дело дошло бы до рукоприкладства, если бы одно чрезвычайное событие не отвлекло внимание
Директор закупил достаточно рыбы, чтобы на неопределенное время спасти свидинсвикцев и обеспечить их всех сдельной работой по разгрузке, чистке и засолке рыбы. Тем самым борьба за повышение расценок была временно отложена, сушильни не стали полем боя, люди позабыли о драке. Всю ночь, пока таскали рыбу, шел пир в честь датчан, и не один только рыбий жир тек в глотки пирующих. А утром, прежде чем судья лег спать, снасти англичан были проданы с аукциона в присутствии пастора, управляющего, нескольких пьянчуг и ребятишек, не говоря уже о самом директоре, который стоял на пристани, слегка расставив ноги, с почерневшими губами и отекшим лицом, и хотя голова у него соображала, может, и не очень хорошо, однако вполне достаточно, ибо он предложил за все сети англичан наименьшую цену — несколько сотен за то, что стоило много тысяч, и тут же удар молотка закрепил за ним покупку. Вся процедура заняла несколько минут, после чего директор, подхватив под руку судью, удалился вместе с ним. Датское сторожевое судно ушло в море, и на телеграфном столбе снова появилось объявление, под которым какой-то наглец приписал: «Бабушка опять чувствует себя хорошо».
А ночью директор снарядил моторный бот с лихтером на буксире, чтобы вручить английскому траулеру, ждавшему в устье фьорда, его снасти.
В ту ночь, пока у директора шел пир, а жители поселка усердно перетаскивали с траулера улов и потрошили рыбу, нашлись еще два истинных исландца, которые тоже не сидели без дела, — это были пастор и управляющий.
Как ни странно, но всегда отыщутся люди, готовые спасти общество, даже если для них и не нашлось местечка за праздничным столом. Пока Пьетур Паульссон угощал датчан откормленным тельцом и всевозможными винами, шипучими, сладкими и горькими, так что вскоре уже никто не смог бы отличить датчанина от истинного исландца, эти двое соотечественников на голодный желудок ходили от одного жителя Свидинсвика к другому с бумагой, в которой люди заявляли, торжественно скрепив это своей подписью, что работе по высоким ставкам весной они предпочитают постоянную работу летом. Большинство поспешили подписать эту бумагу. Человек ведь не мотылек, живущий всего один день лишь для того, чтобы расправить на солнце свои пестрые крылышки, и не майский жук, который довольствуется тем, что летает всего один месяц в начале лета, а остальную часть года проводит в полусонном состоянии, нет, человек, к несчастью, вынужден жить все дни в году.
Несколько дней спустя в Свидинсвике при участии всего населения был учрежден Союз Истинных Исландцев. Большинство предпочло стать Истинными Исландцами, а не чернорабочими, человек ведь от природы существо в общем-то бескорыстное, он всегда готов следовать под знаменем идеалов, особенно если эти идеалы достаточно туманны и далеки от того, чтобы улучшить условия его жизни; он готов до последней капли крови драться с врагом, особенно если враг этот достаточно нереальный, непонятный и неправдоподобный, чтобы не сказать прямо — сказочный бука. Союз Истинных Исландцев принял следующее решение: летать на самолете, построить великолепную церковь, воздвигнуть маяк культуры и объявить войну ирландским рабам и всяким безродным. Кроме того, было решено устроить на Иванов день праздник со стихами Оулавюра Каурасона, докладом об ореоле и совместным питьем рыбьего жира. Торжество учреждения Союза происходило в народной школе, на доске мелом большими буквами было написано: «Содержите ореол в чистоте! Скарпхедин, сын Ньяля. Витамины — средство спасения в наши дни. Пьетур Паульссон, директор».