Свет мой, зеркальце, скажи
Шрифт:
– Скорее время сладкой лени, ясно тебе? Ты в самом деле знаешь обо мне очень многое.
– Все самое важное, дорогой.
– Тогда как я практически ничего не знаю о тебе, за исключением имени.
Смех её напоминает смех Карен.
– А Вивьен даже не мое имя.
– Что же это тогда?
– Неважно. Это часть меня самой. Скрылась и забылась.
– Почему ты выбрала имя Вивьен?
– Ты помнишь "Унесенные ветром"?
– Вивьен Ли?
– Верно. Моя кормилица, если можно так выразиться. Я находила её просто
– Бедная малышка. Брошенная Кларком Гэйблом до наступления половой зрелости!
– Не так все было у Скарлетт. Я точно знаю, что когда он её в конце бросает, это не настоящее прощание. Он вернется на следующее утро, привязанный своею страстью, как осел, и овладеет ею прямо у входа. На ковре.
– Жаль, что из фильма эту сцену вырезали.
– Я тоже так подумала. Но дело в том, милый, что тебе лучше не задаваться вопросом, кто я... Дверь закрыта на замок?
– Не уходи от разговора, Вивьен.
– Сожалею, солнышко, но я очень замкнутая натура. Даже слишком.
Я пошел закрыть дверь и повернул ключ. Несколько скованные, мы вернулись в комнату. Вивьен тотчас же упала в кресло. Стараясь не смотреть на меня, она подняла ноги и положила их на край кресла. Низ ночной рубашки вначале натянулся на коленях, затем соскользнул на бедра, ничего больше не скрывая.
– Еще один способ сменить тему разговора?
– Дорогой, это и есть предмет разговора.
Она медленно развела ноги, вжимаясь коленями в подлокотники кресла. Улыбаясь, она следила за моей очевидной реакцией.
– Тебе хорошо видно?
Внезапно я ей дал пощечину тыльной стороной руки. У неё перехватило дыхание, она воздела для защиты руки, скрестив их.
– Нет! Я прошу тебя! Нет!
– Ужасно, голубушка, но я должен тебе по меньшей мере дюжину. Ты помнишь Майами? Будучи папиной подружкой, ты поставила мальчишку на место! Как ты осмелилась задать ему взбучку, зная, что он не станет защищаться и никогда ничего не скажет?
– Пит, это было так давно!
– Но такое не забывается. Можешь представить, какое у меня осталось впечатление.
– Пит, дорогой, прошу тебя...
Она так жалко извивалась, у неё был столь испуганный вид, что я опустил руку. Но её раздвинутые ноги выглядели столь многообещающе, что я должен был побороть себя, чтобы не подойти и тотчас там не пристроиться.
Я грубо скинул её ноги и опустил рубашку, чтобы скрыть соблазн.
– Дорогуша, ты приглашена сюда заменить Карен. И ты устраиваешь тут рекламу, чтобы поторговаться. Это превратило сцену в рынок, не так ли?
– Господи! Пит! Я здесь не для торговли чем бы то ни было! Я люблю тебя!
– Ты меня любишь? У меня создалось впечатление, что ты путаешь меня с отцом, девочка. Разве не ты кричала однажды, что мне не достичь и половины того, что есть в нем?
– Да, но я...
– И разве не ты заставила меня сказать, что моя мать - дерьмо? Крикнуть тебе это вслух?
– Да, да, да, Боже!
– подтвердила она, гнев заставил её забыть страх.
–
– И ты поверила?
– Я хотела верить. До того дня , как ты вошел ко мне в номер.
– И что?
– А то, что это стало концом между мной и ним.
– Надо же. Жаль, что ты тотчас не поставила меня в известность, Скарлетт.
Она бешено затрясла головой.
– Нет. Я не хотела, чтобы ты получил меня такой, какой я была. Девчонкой ни с чем. Девицей легкого поведения. Были и другие причины. Я должна была стать кем-то другим. Кем-то, кого ты смог бы полюбить.
– Вот что называется благородным порывом, - сказал я, прижимая руку к сердцу.
– Ты знаешь, меня прошибла слеза.
– Пит, - застонала она, - не говори так.
Она поднялась, приблизилась, тотчас прижалась ко мне, и я увидел в её глазах слезы.
– Ты хотел знать обо мне все, не так ли? Хотел правды. А теперь, когда ты её знаешь, ты находишь её слишком тяжелой, чтобы верить? Верно?
Доктор Эрнст сочувственно смотрит на меня. Он вновь стал венской нянькой, псевдогангстерский облик исчез.
– Аch, so, - шепчет он.
– Трогательная сцена. Очень волнующая.
– Я противоположного мнения, господин председатель, - запротестовал Ирвин Гольд.
– Хотите, я скажу вам то, что думаю? У этой дамы так же помутился рассудок, как и у моего клиента.
– Естественно. Безумие, если можно так выразиться, связывает. Тем не менее она тронула мое старое сердце, мэтр. Подумайте только, что на заре своей жизни этот восторженный ребенок, птичка в золотой клетке...
– Господи председатель, золотая клетка - номер с окнами во двор в третьеразрядном отеле в Майами. А эта маленькая шлюха, уже отведавшая спиртного, старается разорить одержимого демоном агента по недвижимости, который предлагает ей все, что она пожелает, включая "бьюик", у которого на счетчике нет и пятнадцати тысяч миль.
– Но которая находит упоение в любви к мужчине высшего сорта.
– Какому мужчине? Боже, где вы его видите! Это же пятнадцатилетний мальчишка. Жалкий школьник с футбольным мячом в голове и неудержимой эрекцией.
– Но рослый и сильный, способный на большее, чем его сверстники, мэтр. Прекрасный принц для этой Золушки. Источник её вдохновения. И как только пересеклись их пути, она переменилась, обреченная на прозябание, решила высоко взлететь. Я нахожу это достойным умиления.
– Я мог бы согласиться с вами, господин председатель, если бы эта шлюха умерла в своей постели от коклюша или не знаю какой ещё болезни, убившей девушку в "Истории любви". И если бы она носила фланелевую сорочку и сжимала библию, испуская свой последний вздох. Но если иметь в виду, что она умерла от пули 38 калибра в ванной комнате обвиняемого и была одета как звезда порнофильма, я не способен разделить ваши чувства.