Свет на облаках (САМИЗДАТ)

Коваленко Владимир Эдуардович

Сида сердита — и лучше её не трогать. А тут к ней лезут с какими-то травинками… Веночек! Взрослые мужики. Все старейшины Монтови, Ивор, Рис, командир кередигионцев… Ну, Окте простительно, он всё же полусакс. А эти отчего с ума сошли?

Немайн тоже сошла с ума. Даже отшатнулась. Чего бояться пучка вересковых лап? Но…

— Мы — Республика, — чеканит Ивор, — Должны блюсти обычаи Рима. Увы, трава здесь портится зимой. Но мы нашли куст вереска. Он испачкан кровью врага. Он вырван с корнями. Зато вереск никогда не вянет! Как не должна пройти слава этого дня. Дня, когда бритты вернулись в первый из некогда потерянных городов. А потому — прими от нас не венок из трав, а вересковый венок.

Немайн держит в руках эту странную вещь. Пальцы дрожжат.

— Я ошиблась в условиях капитуляции, — обычно звонкий, голос тускл, как река

в безлунную ночь, — Какой тут венок?

— А это не тебе решать, а нам, — режет Рис, — Заслужила — носи.

Сида растерянно оглянулась.

— Понюхай.

— Что?

— Венок понюхай. Как ведьма говорю.

Вереск успокаивает. И вот великая сида тянет носом сонный дурман. На лицо наплывает задумчивость. Руки неловко, набекрень, напяливают венок на голову.

— Пойду-ка я дневной гейс отбывать.

И зевает. Так-то лучше!

Эпилог

Иногда ход эксперимента интересней, чем результат. И не так уж важно, что там, внизу, под пытливым взглядом: предметное стёклышко или целая планета. Даже целая система — но интересное всё на одной планете, остальное — обычное. Пусть и собранное лично, а потому нет-нет, да и стрельнешь глазком на дальние орбиты. Уравновесить семь планет — не шутка, а он всего четырьмя балансирами обошёлся! Жаль, подопытный не может оценить. Или — подопытная? Да как ей удобнее! Беда, что даже сидовскими глазами этот маленький шедевр без телескопа не рассмотреть. Так что могла бы вместо войн заняться очисткой стекла, да телескоп соорудить. Не так уж это и сложно. Зато как повеселится! А уж как до южного полушария доберётся… Ну что там на контрольной Земле — маленькие пятнышки, именуемые Магеллановыми Облаками. А тут — спиральная Галактика во всё южное небо. Красотищща! Даже поторопить возжелалось — но истинный учёный бережёт чистоту опыта, уже не особо о ней и задумываясь. Хорошо хоть, ждать дальних путешествий недолго. Народец рыжей попался морелюбивый. Ну как можно — на крохотной — нет, не скорлупке, она кожаная! — в бурю, в шторм? Или это у них развлечения такие, суицидальные безумеренно, по валам штормовым кататься? Из воды вышли, и в воду вернётесь. Плавут-то бесцельно, ни вперёд, ни назад, а всё вверх да вниз… И чем живут? Что в махонький кожаный поплавок можно напихать достаточно припасов — не верилось. И чем живут? Дети моря…

На куррахе, на деле, голодали. Пища закончилась на восьмой день — а поначалу сэр Кэррадок о ней и думать не хотел. Господь милосердно посылал путникам дождь, так что воды было достаточно. Всех занятий — прочувствовать единение с Богом, мощь творения, силу первозданного хаоса. Пощупать спиной хребты морских допотопных гадов. Если в Палестине да в Аравии пустынь предстаёт раскалёнными песками, если грекам верно служат острова и горы, кочевым народам степь, а славянам лес, ирландцам и бриттам достался Океан. Не призрачные видения-миражи. Не пронзительная синь, напоённая хрустальной прохладой вершин. Не бескрайний мир, равный небу — только чуть ниже. Не горнее стремление смолистых стволов, перепевающихся кудрявыми шапками. Вздымающиеся и опадающие стены воды, летящие — и бесконечные — дождя. Движение. Вечное, неостановимое, всесильное. А потом — ясная зелень, и тепло дневного свелила, покачивание, зыбкое и нежное. Крики чаек, и запах — такой же, как тот, на который Кэррадок вышел из туманного мира. Запах берега.

— Не будет грехом нам и вёсла в руки взять — Господь явил нам назначенную землю! — заявил один монах.

— Значит, нас ожидают труды, — хмыкнул другой, — иначе выбросило бы на берег. Но это и хорошо. Если у Него есть для нас работа — нет ничего радостней!

Стоило вытащить верное судёнышко на берег, как тучи сомкнулись. Ни дождь, ни снег не пошёл — и то хорошо. Зато к запаху берега примешался ещё один. Знакомый. Запах гари.

Кэррадок, невзирая на пост, чувствовал себя лёгким и бодрым. Проверил меч. Лук, не подготовленный к морской дороге, отсырел и быть оружием на время перестал.

— Ну что, братья, — спросил весело, — вам нашлась земля? А мне — дело. Лес в такую погоду не загорится, и даже соломенная крыша — только если очень постараться. Кто-то — постарался. Значит, рыцари здесь очень нужны.

Сэр Кэррадок доволен. А наблюдатель — разочарован. Кажется, люди в кожаной лодке попросту путешествовали. Сотня километров за десять дней. Без управления. А если бы их в океан

унесло? Нет, он бы таких спасать не стал! Впрочем, совсем недалеко, даже глаз скашивать не придётся, работает подопытная. Хорошо работает — в Южном Хвикке огненные сполохи и дым. И сколько процентов ей за такое начислить? Всё-таки её народ теперь знает — можно не только остановить врага, но и сделать маленький шаг вперёд. Или назад? Не разберёшься. Спрашивал у Юрис Консулента — тот стоял в углу мастерской, пылился, места же занимал аж три этажа в высоту, а в длину и ширину ещё больше — чья та земля, что завоёвана от пятидесяти до двухсот лет назад, но юридически никак не оформлена. Так ящик с транзисторами, конденсаторами да соленоидами только некое "право меча" и припомнил… А соленоиды как раз были нужны заклятому приятелю. Этот сорвигайка опять ухлопал куда-то все запасы. Приходил просить. И транзисторов тоже, мешка хотя бы три-четыре… Вот Консулент ему на запчасти и ушёл, да ещё из старого Подглядывателя пришлось добавить. А тот даже и спасибо не сказал, только обещал показать, что из бывшего Юрис Консулента получится.

Бригстоу оказался большой деревней. К приходу британского авангарда — деревней брошенной. А авангард, конечно, гленцы. На вал с частоколом надежды у саксов не было — и правильно не было, тем более бревенчатые дома растянулись вдоль берега на несколько миль. Защитить такую линию они не могли — да и не хотели. У измученного кавалерийскими налётами табора, в который превратилось обросшее беженцами ополчение, оставалось одно несбыточное желание — оторваться от бриттов.

Главная гавань Хвикке пуста и молчалива, но Нион упрямо разворачивает камнемёт. Зачем? Учение? Замешкалась. Ааа, грабят! Ну да, город брошен, а много добра на повозку не взгромоздишь. Интересно, здесь рабов и скот тоже порезали? Нет, угнали. Наконец, трофейная команда даёт согласие. А там — в сумку пращи — ядро из жира и хвороста. Поднести факел, дать отмашку… Ещё заминка. Почему? Немайн забралась на пригорок. Запела — и огненный шар вонзился в низкое небо!

После третьего зажигательного снаряда пришлось менять пращу. После пятнадцатого — спешно тушить сам перрье. Урок на будущее — ивовой плетёнки недостаточно, зажигательному снаряду нужен металлический корпус. Однако соломенные крыши занялись. Гудит пламя, сида выводит "Dies Irae". Красота! Пусть коллега ремесленник — но с этим голосом он превзошёл себя. Шедевр, безусловный шедевр. Умри, дружище, и не твори ничего больше! Нет, живи и твори, а то скучно будет. Но эта песня — жарче огня ядерного, благоуханнее моторного мирра…

Смолкла — и только жаркий ветер и треск пожара. Сида снова шустра и деловита — а вот камбрийцы чуть друг на друга не натыкаются. Искусство искусством, но могли бы и попривыкнуть немножко.

— В этот год мы эту землю не заселим, откатимся на Северн, — невозмутимо сообщает оторопевше-восторженному войску Немайн, — теперь-то можно! Работу другие доделают.

Теперь вправду можно. Трижды учёное ополчение саксов откатывается вдоль римской дороги. Как может, укрывает народ, уходящий в Уэссекс. Повозки кругом, скот, дети… Так они когда-то пришли — а теперь вот уходят. И ждут границы как земли обетованной — только какое укрытие можно найти в стране, обреченной удару Пенды Мерсийского? Тридцать закалённых в бесконечной войне легионов идут на юг. Помощи Хвикке ждать неоткуда. Другое дело, что работы для рыцарей Британии осталось немало — объезжать ничейную землю, отбивая у врага желание вернуться, да следить, чтобы кланы за сладкие куски не передрались…

Немайн этого ещё не знает, гонцы скачут медленно — но если чуть сместить взгляд к востоку, становится ясно: через год по берегам принимающего Северн залива саксы найдутся. Только хорошо перемешанные с англами и бриттами. Армия Мерсии разбила Уэссекс — три сражения за пять дней, два выхода на фланги, удар в тыл, и излюбленный королём Пендой удар большой колонной по центру линейного строя. Когда у тебя есть хорошая конница, что пойдёт в прорыв — такой удар смертелен. Да и полуторное превосходство над каждым из спешащих к месту сбора отрядов сказалось. Успей они соединиться… Но тем великий полководец и отличается от толкового, что все многочисленные если поворачиваются в его сторону. Чуть сместить взгляд — и вот задумчивые победители разглядывают покрытое телами поле. Привычный мертвецам конь Пенды — маленький и выносливый, как вся мерсийская порода — обнюхивает приглянувшийся пучок травы.