Свет на пути. В синем небе нет следов
Шрифт:
Таковы пути исчезновения в окончательной реальности. Огонь был скрытым — он так долго скрывался в дереве. Теперь он расцвел — так же, как расцветают цветы; он вышел из тюрьмы. Короткий танец, немного радостной жизни — и огонь превратится в дым. У дыма тоже будет короткая радостная жизнь, и постепенно он исчезнет в вечности. Подразумевается медитативный опыт.
Вместо того чтобы ответить — потому что только медитирующий может ответить, откуда берется огонь... Если вы не знаете собственного центра,как вы можете ответить, откуда берется огонь? Ваша жизнь — огонь;
Одним из величайших людей в истории был Патанджали: он один создал целую науку йоги. Очень трудно создать целую науку в одиночку. Прошло пять тысяч лет, но в ней не прибавилось ни единого слова — настолько она полна — и также не убавилось ни единого слова. Эта система настолько закончена сама по себе — в том, что касается йоги, превзойти Патанджали совершенно невозможно.
Но только люди, которые пойдут глубоко в себя, узнают, что и источник, и цель содержатся в одном и том же центре внутри них. Все приходит из одного центра вселенной и, в конце концов, возвращается в тот же центр.
Но вместо того,чтобы ответить на вопрос — возможно,он не мог на него ответить, — он, напротив, закрывает все двери. Он говорит: «Лучше бы ты спросил меня о чем-нибудь, что не имеет отношения к ходьбе, — потому что в дзенских монастырях есть специальное место для ходячей медитации, — задзену, — сидячей медитации, — или лежанию».
Это три медитации, которые выполняют все медитирующие на пути дзен. Он говорит: «Оставь их и спроси что-нибудь другое».
Дзен не интересует ничто другое. На самом деле, бывали случаи, когда к мастеру приходил новый ученик... мастер почти всегда спрашивает: «Откуда ты идешь?»
Подлинный искатель скажет: «Не знаю. Я пришел к тебе, чтобы выяснить,откуда я иду». Такой ученик будет немедленно принят.
Но если вместо этого он говорит: «Из такого-то города, из такой-то деревни...» — тогда мастер спрашивает: «Сколько стоит рис в этой деревне?»
И этот человек начинает рассказывать о ценах, не зная, что мастер пытается выяснить, есть ли у него способность медитировать, из той ли материи он сделан,чтобы стать медитирующим.
Один суфийский мистик, Баязид, в первый раз пришел к своему мастеру. Мастер был в мечети. Баязид вошел туда — он был совсем один; но мастер тут же сказал:
– Оставь толпу снаружи! Заходи один,здесь не место толпе.
Баязид посмотрел по сторонам и спросил:
– Какая толпа? Здесь никого нет, кроме меня.
Мастер сказал:
– Не смотри по сторонам,смотри внутрь. Ты привел целую толпу — всех друзей, которых ты оставил,свою жену, детей, родителей. Все они попрощались с тобой на границе деревни — но они по-прежнему в твоем уме. Я говорю об этой толпе. Выйди и не входи сюда, пока эта толпа не уйдет.
Баязиду потребовался год. Он сидел снаружи, наблюдая свой ум, в ожидании момента, когда ум станет пустым. Как только он обнаружил: «Теперь толпа ушла»,он вошел в мечеть.
Мастер обнял его и сказал:
– Мои руки слишком малы, я не могу обнять целую толпу. Теперь ты пришел один, и что-то возможно.
Однажды Ишу попросил Исана сочинить для него гату.
«Гата» — это стихотворение. Вообще-то, это неправильная просьба; сочинить гату просят, когда мастер умирает. Ученики просят, на память: «Напиши маленькое стихотворение. Твое последнее слово, написанное твоей рукой, будет для нас величайшим сокровищем». Это последнее слово называется «гата».
Однажды Ишу попросил Исана сочинить для него гату. Это глупая просьба, потому что Исан не собирался умирать.
Исан ответил: «Глупо сочинять, когда стоишь лицом к лицу. Я стою перед тобой — читай меня, читай мое сердце. Гата пишется, когда мастер умирает, потому что больше он не будет доступен. Как глупо просить о такой вещи, когда мы стоим лицом к лицу. Чувствуй мое присутствие. И, в любом случае — писать на бумаге!..»
Исан говорит: «Во-первых, когда я здесь, глупо не радоваться моему присутствию, не быть экстатичным и не опьянеть от моего присутствия. А во-вторых, в любом случае, — писать на бумаге!.. Какая в этом может быть ценность? Если ты не можешь понять живого мастера и его слова — что ты будешь делать с этой мертвой бумагой и мертвыми чернилами?»
Поэтому Ишу пошел к Кёдзану, ученику Исана, и повторил свою просьбу. В ответ Кёдзан нарисовал на бумаге круг, а рядом написал примечание...
Это примечание прекрасно. Он не составил гату, он ответил другим, уникальным способом, в своей собственной манере.
Он не сочинил стихотворение; напротив, он нарисовал на бумаге круг, а рядом написал примечанием котором говорилось: «Думать, затем знать — это второй сорт. Не думать и знать — это третий сорт».
Но Ишу не спросил его: «А что такое первый сорт?»
Первый сорт — это просто знать; вопрос не в том, думать или не думать... просто знать.
В тот момент, когда вы входите в глубокую медитацию, вы проходите через много вещей: думающий ум, чувствующее сердце. Вы вступаете в пространство, где все пусто, где остался только свидетель. Это свидетельствование — единственное подлинное знание; это — первый сорт.
Но Ишу продолжает упускать. Во всех этих сутрах он не сделал ни одного шага в глубину тайны жизни,хотя ему были открыты все возможности.
Сосеки написал:
Не спрашивай, почему сосны
На краю сада
Согнулись и искривились.
Прямизна,
С которой они родились,
Как раз внутри них.
Очень важное утверждение. Вы видите дерево — сосну или любое другое дерево, которое по какой-то причине не растет прямо. Быть может, обстоятельства не позволили ему быть прямым; быть может, садовник не хотел, чтобы оно было прямым; но в сокровеннейшем существе дерева по-прежнему остается возможность прямизны.