Свет степи
Шрифт:
Я воскликнул:
– Хватит! Положение доведено до крайности. Этот капремонт добавился к прочим тратам – в нашем регионе оплата за квадратный метр в три-четыре раза выше, чем в Питере или Москве!
–А еще счетчики не у всех установлены… За их установку в рассрочку платежи еще многих удушат. Надо собрать подписи за отмену этих законов.
Укрощение стихий
– Прошу вас, облегчите свою душу.
– Это случилось само собой, пастор.
Г. Горин. «Тот самый Мюнхгаузен»
1 Испытательный Срок
«Теперь это не так. Теперь все не так».
Я ехал в автобусе и смотрел за его окно – в который раз. Который день. Уже почти два месяца. Два зимних месяца, после ее смерти… но я об том стараюсь лишний раз не думать.
А пейзаж необычен. Автобус несется по дороге, зажатой между хребтами. И если справа холмы, покрытые густым сибирским снегом, возвышаются почти отвесной стеной, то слева нечто вроде низины, за которой пологие холмы. Там стоят поселки, в том числе высокая труба теплоэнергоцентрали. Мы на окраине сибирского города. Я еду в племсовхоз «Прибайкальский». Точнее, в поселок при нем. Еду на работу. Весь декабрь и январь…
Вот ирония судьбы! – думаю я. Если бы не смерть матери (она умерла в ноябре), я бы никогда сюда не устроился. Тем более без библиотечного образования. Но тучи сгущаются. Мне дали испытательный срок – до марта я под наблюдением. Ко мне как к какому-то зверю «присматриваются» – как объяснила заведующая филиалом.
Но я не хочу быть зверем!
У нас зима снежная. Исключение только прошлая – когда снег выпал к середине декабря. На моей памяти – за все мои тридцать лет сознательной жизни – такое было впервые! Но сейчас нагрянула зима 2015-2016 года. И я совсем не тот, каким был год назад.
За считанные месяцы заболела и сгорела от болезни моя мать. А ведь была выносливей меня и других более молодых чем она людей – ведь после пенсии была вынуждена подрабатывать уборщицей подъездов! Вот потому-то и надорвалась.
Я пришел на работу библиотекарем, сразу после ее смерти – хотя больше года не имел постоянного заработка. Так что думать: «Ах, как бы она радовалась моему назначению библиотекарем в отдаленный филиал на крайнем юго-востоке города» – я не имею права. Уж лучше б жила.
Медики затягивали лечение моей матери. Не хотели ложить в больницу, затягивали с госпитализацией. Хотя еще 28 сентября она перестала ходить из-за крайней слабости – так как у нее не было аппетита, она совсем мало ела.
Заведующая амбулаторией долгое время – целый месяц не выписывали направления на госпитализацию. Вместо этого завамбулаторией вызывала на дом к маме то нефролога, то невролога (вызова врача на дом ждут обычно не меньше недели). Так проходила неделя за неделей. Время было упущено.
Только в конце октября я получил от завамбулаторией направление на госпитализацию в неврологическое отделение. По плановой
Еще 28 сентября, когда мама перестала ходить из-за слабости, я вызывал скорую помощь, но приехала «неотложка» от нашей амбулатории и врач отказалась ложить, сказала: «Нет показаний для госпитализации». Когда я повторил, что мама же почти не ест, медбрат сказал маме: «А вы кушайте, кушайте». Не врачебные советы…
То, что почти не кушая, мама проживет в лучшем случае несколько недель – понятно даже ребенку. Но врачи не ложили ее в больницу.
13 октября вызывали скорую помощь, но опять приехала та же неотложная помощь. Врач отказала в госпитализации и еще прибавила: «Знаем мы, кого ложат в БСМП»…
(Медкарта с записями посещений врачей имеется в наличии у меня дома – например, есть запись, что невролог посетил ее 20 октября).
Она была истощена, очень слаба, еще меньше стала есть. 2 ноября скорая все-таки забрала ее в больницу, даже более того, в реанимацию. Через три дня ее перевели в отделение гастроэнтерологии. Выписавшись, она продолжила дома шесть дней. Потом опять реанимация – и через полторы суток – смерть.
19 ноября мама скончалась в реанимации Железнодорожной больницы – туда ее увезли машиной реанимации из дома накануне, 18 ноября.
Диагноз из справки о смерти: полиорганная недостаточность, вызванная алиментарной дистрофией. Весила она 32 килограмма.
Уже в конце октября, входя в кабинет к завамбулаторией, я услышал несколько фраз ее разговора с медсестрой. Медсестра сказала, что надо положить в больницу одну 80-летнюю пациентку, но Дыжид Доржиевна отказывала. Медсестра: «Анализы устарели, надо заново сдавать. И состояние тяжелое». Но завамбулторией затягивала с госпитализацией.
Такое положение с затягиванием госпитализации, видимо, характерно для врачей. И видна тенденция.
Но после больницы мама могла жить дома, хоть и стала совсем лежачей. Ее доконал бильтрицид – врач выписала, а я купил в понедельник 16 ноября и дал ей две таблетки часов в пять. Правда от остальных четырех таблеток она отказалась, так как плохо почувствовала. Но сердце стало сильно биться, одышка сильная появилась – как до этого не было и от массажа уже не проходило. Потом прочитал в инструкции, что бильтрицид вызывает нарушения сердечного ритма. Утром в среду вызвал скорую, когда она уже в ступор впала. И не приходя в сознание через полторы суток она скончалась.
Я еще не сразу вызвал – утром она еще двигалась и говорила, ела немного. А потом необычная одышка появилась и никак не проходила. Но я ждал еще часа два – ждал врача-хирурга вызванного на дом, чтобы тот написал для медэкспертизы (на инвалидность чтоб оформить, она ведь лежачая). А она уже впала в ступор. Может если бы сразу вызвал скорую, лучше было бы? Врач из скорой сказал, что она проживет дня три… И в приемном покое, когда ложили в реанимацию, сказали, что скорей всего уйдёт, но посмотрим, что будет…