Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин
Шрифт:
Азим чувствовал облегчение, найдя Рахмона в этом лесу и теперь он мог спросить у него о том, как найти Чёрный рубин. Однако на данный момент его мучила жажда и сухость в горле, не говоря уже о еле утолённом голоде.
— Рахмон-ака, у вас есть вода?
— У меня с собой только этот кролик, — улыбнувшись, ответил старик. — Но ничего, скоро мы дойдём.
Голос Рахмона звучал оптимистично и это радовало Азима. Старик сильно похудел и был сильнее согбенным, чем раньше. У него были запавшие глаза и щёки. Его кожа были исполосована мелкими морщинами. Азим не помнил сколь ему было лет: шестьдесят три или шестьдесят пять? Однако выглядел Рахмон намного старше. Азиму было трудно представить, через что мог пройти этот старик?
— Зачем вы вернулись сюда?
— Я… — старик осёкся и его взгляд снова стал задумчивым и грустным. Он повернул голову в сторону юноши, чтобы что-то сказать, но передумал. — Почему за мной пришёл именно ты? — наконец спросил Рахмон.
— Я сосватал дочь султана, и в качестве калыма он попросил найти ему Чёрный рубин…
Азим рассказывал и о переживаниях Рашид-аки, его собственного брата, Манона, поделился о своём предположении, что он (Рахмон) может знать, где найти этот таинственный драгоценный камень, но старик, ещё в первый раз услышав из уст Азима «Чёрный рубин», снова ушёл в забытие.
Азим продолжал говорить, не замечая, что старик не слушает его, и вдруг был перебит.
— Я видел его…
— Видели кого? — переспросил Азим и заметил, что на лице старика снова отсутствует какое-либо выражение, а в глазах притаился страх.
Рахмон снова сухим голосом тихо запел:
Я видел его одиноким,
Я видел его голодным, опечаленным и бушующим.
Я видел его мучающимся,
Я видел его поющим…
Азим не хотел поднимать эту тему, но состояние старика вынудило его. Юноша снова взял его за плечи и встряхнул.
— Рахмон-ака, о ком вы поёте? О дэве? Это о нём вы говорили? Это ему вы хотите помочь?
Рахмон закрыл глаза, а когда открыл их, снова пришёл в изумление.
— Азим? Это ты? — старик говорил так, будто в первый раз видит юношу перед собой.
— Да. Это я, — Азим был в недоумении.
— Что ты здесь делаешь?
— «Он, что, не помнит?» — недоумевал про себя Азим, а в слух ответил:
— Вы вели меня к себе домой…
— Домой? А-а… Ну да, — вспомнил старик. — Идём. Мы скоро дойдём, — как ни в чём не бывало Рахмон пошёл дальше налево от запада.
Азим, всё ещё пребывая в недоумении, последовал за Рахмоном.
— Я построил этот дом для моей Муаттары, — начал рассказывать Рахмон. — Ах, как же она была красива и молода. У неё были длинные каштановые волосы, карие глаза, полные губы… Я встретил её в этом лесу, — старик с тёплой улыбкой оглянулся на Азима. — Я скитался в этом лесу и думал, что я обречён, но она спасла меня. Избавила от его воздействия.
— От чьего воздействия? — с подозрением спросил Азим.
— Где-то двадцать семь лет назад я был в Джоду. Вместе с Насимом и его сыном, не помню его имени, мы держали путь в Эрод и присоединились к торговому каравану бахриянцев из Саброны. Нам нужно было скорее попасть в Эрод. Насим ехал на работу, а я, кажется, спешил на свадьбу. Ещё пятерым торговцам из Саброны с роскошной тканью тоже нужно было поскорее попасть в Сирод. Несмотря на советы держать путь через Ахорун и обогнуть горы Катрон с северо-востока, мы решили держать путь через пустыню Эрг. Столь длинный путь через запад нас не устраивал. К предупреждениям о хозяине пустыни бахриянцы отнеслись с насмешкой, а Насим и вовсе не слышал их, он кому-то оказывал помощь, чтобы заработать для сына.
Рахмон замолчал и судорожно вздохнул. Воспоминание о том дне словно бы снова встали перед его глазами. Дрожащим от страха голосом старик всё же продолжил:
— Мои спутники были зачарованы сразу и принесли себя в дар. Я шёл далеко позади них и рассказывал сыну Насима про времена Далёких предков. Сам Насим был молодым и здоровым человеком, но, когда он к нам прибежал, он был похож на столетнего старика, восставшего из могилы и велел нам бежать. А за ним шёл он. Мы еле успели удрать, но его голос до сих пор преследует меня. Я бежал не переставая, что было силы, и оказался в этом лесу. В суматохе я потерял мальчика и от страха больше не возвращался за ним. Я блуждал по лесу несколько дней и однажды просто устал. Когда я снова пришёл в сознание, она стояла надо мной. Словно солнце, она вдохнула в меня вторую жизнь. Я хотел забрать её и вернуться в Арруж, но она уговорила меня остаться в лесу, где нас никто не потревожит. Мы вместе построили этот дом… Кстати, вот он.
Дом находился под сенью косых вязов и ясеней и был построен из их кривых цельных брёвен. Азим остановился, чтобы получше его разглядеть.
— «Корявый дом в Корявом лесу», — с ухмылкой удивился он.
Дом был двенадцати газов в длину и ширину. Состоял из одного этажа и имел три окна. Подойдя поближе, Азим заметил, что стёкла на окнах сделаны из янтаря, а стыки брёвен на стенах и на кровле обмазаны древесной смолой, что ему показалось странным. Добыть столько древесной смолы обычным путём — задача не из лёгких даже в таком лесу.
Лицевая сторона дома была обращена на север. Ступени крыльца были сделаны из толстых кривых веток. Рахмон поднялся на небольшую веранду и пригласил Азима. Юноша вслед за стариком вошёл в дом, где на удивление было чисто и убрано. Даже запах был приятным.
— В том кувшине есть вода, — указав на стол, стоявший в левом углу, Рахмон исчез за дверью другой комнаты.
Даже вода в кувшине оказалась свежей и бодрящей. Уже через несколько глотков всю усталость Азима как рукой сняло. Он жадно выпил половину воды и со вздохом долгожданного облегчения положил кувшин на место. Он сел на выступ у стены рядом со столом, но Рахмон появился у дверного проёма и поманил к себе.
Рахмон постелил две старые, но всё ещё мягкие курпачи вдоль стен и предложил Азиму сесть напротив.
— Скажи мне, Азим, что ты делаешь в этом лесу? — спросил Рахмон, положив пойманного кролика рядом с собой.
Азиму пришлось повторить всё, что он рассказывал в лесу.
— На что только не пойдёшь ради любви, — с тоскливой нотой проговорил Рахмон в конце рассказа юноши.
Азим понимающе улыбнулся и спросил:
— А что случилось с вашей любимой?
Этот вопрос навёл на старика грусть, и он с досадой отвёл глаза в сторону, и некоторое время молчал.