Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин
Шрифт:
— Даже эти колонны стоят с тех времён? — спросил Азим.
— Нет, — покачал головой Аъзам. — Имена победителей начали вырезать в девятнадцатом веке после того, как султан… — Аъзам запнулся в затруднении вспомнить его имя.
— Султан Масъуд ибн Тохир, — Адхам помог брату вспомнить имя того султана и продолжил вместо Аъзама. — Он приказал установить ложу. Этот султан отличался своей брезгливостью и надменностью. Он был нелюдим и потому не желал смотреть на состязание бок обок с простыми людьми. С тех пор эти колонны и стоят, а на них эта ложа. Однако не он позволил вырезать имена, а его наследный сын, Максуд 38 .
38
Максуд произносится с увулярной «к».
Террасы на склонах поля заполнились не малым количеством зрителей. И млад, и стар, мужчины и женщины — все они ожидали прибытия султана, который по сложившейся веками традиции приезжал ровно в полдень. А до полдня оставалось совсем ничего.
Азим повернулся к стойлам и заметил, что почти все участники уже восседали на своих лошадях. Его внимание привлёк участники справа от его стойла. Молодой человек взобрался на белую кобылу с серебристой гривой. У него на поясе был завязан серебристый платок без каких-либо узоров. А его помощник, который, судя по всему, был его младшим братом, привязал его ноги к стременам. Азим с недоумением взглянул на ноги участника слева от своего стойла — они тоже были привязаны.
— Пошли, сын. Состязание вот-вот начнётся, — Аъзам приставил руку к спине Азима и повёл его к стойлу.
Азим взобрался на своего жеребца, поудобнее сел в седло и проверил уздцы. Он погладил ниспадающую чёрную гриву жеребца с серебряным отливом и внезапно почувствовал, что кто-то трогает его за ступни. Опустив взгляд вниз, Азим увидел, что отец тоже хочет привязать его ноги к стременам.
— Зачем это нужно? — поинтересовался юноша.
— Если упадёшь с лошади, ты сразу выбудешь из состязания, — ответил Аъзам, продолжив завязывать правую ногу сына белой лентой.
— А разве это по правилам? — усомнился Азим.
— Такого нет в своде правил, но…
— Тогда это не честно, — возразил юноша.
— Тебе будет не до честности, когда тебя затопчут другие участники, — нахмурился Аъзам. Он наклонился, чтобы завязать узел и перейти ко второй ноге, но Азим не дал ему закончить.
— Не надо.
— Но сын?! — Аъзам пришёл в негодование.
Азим категорично посмотрел перед собой и трижды кивнул самому себе в подтверждение собственной уверенности.
— Нет! — твёрдо решил он.
Аъзам несогласно посмотрел на сына, но возражать не стал. Он знал, каким упрямым иногда бывает его старший сын, и как трудно будет его разубедить, если он что-то для себя решил. С недовольным вздохом Аъзам опустил голову и развязал ногу сына.
— Весь в свою мать, — тихо проворчал он при этом.
Внимание Азима было приковано к полю. Он следил за мальчишками, сновавшими у загонов. Один из них сменил того мальчишку, который открыл северную калитку для Азима. Он шёл к своему другу к западному загону от северного. Состязание вот-вот начнётся и, насколько знал Азим, ответственные за каждый загон не должны покидать свой пост. Так почему ушёл этот? Азим посмотрел на северный загон, в двух углах которых реяли под слабым ветром белые длинные флажки с острым концом.
— Разве не на всех загонах устанавливают красные флажки? — спросил он.
— Нет, — коротко ответил Аъзам.
— Зачем нужен белый загон? — спросил Азим, не в состоянии вспомнить, рассказывал ли ему отец или дядя про белый загон.
— Это загон милосердия, — объяснил Аъзам. — Загнанных туда козлов не забивают для пира в честь участников и зрителей, а отдают бедным семьям. Но сколько я себя помню, им никто не пользуется, — задумчиво проговорил он.
— Почему? — уточнил Азим.
— Слава Всевышнему, Ангуран — богатый город и в нём мало бедных семей. Думаю, поэтому белым загоном никто и не пользуется, — предположил Аъзам. По этой же причине Аъзам недавно решил не упоминать о белом загоне, когда объяснял сыну некоторые основные правила Бузкаши.
Аъзам по-прежнему был взволнован решением сына и это отражалось в его голосе. Но и кое-что другое вызывало в нём опасение за сына.
— Будь осторожен, сын, — он положил руку на колено Азиму. — Это опасное состязание. Винторогие козлы могут…
Вдруг громко затрубил рог, не давший Азиму услышать предупреждение отца и его догадку относительно недовольства других наездников его участием. Зов рога означал, что султан Бузург ибн Махмуд прибыл и сам дул в этот рог. Это было призывом, чтобы участники выехали на поле.
— Пора, — с нотой волнения произнёс Азим, взяв руку отца, державшую его за колено.
— Удачи, сынок, — проговорил Аъзам с улыбкой на лице. Но за этой улыбкой он скрывал тревогу. Им обуревали смешанные чувства. Он был горд за то, что его старший сын впервые принимает участие в Бузкаши, и беспокоился о том, каким опасным может стать это состязание, когда в нём загоняют диких, горных винторогих козлов.
— Удачи, Азим, — пожелал ему и дядя Адхам. Он тоже был горд за племянника и благодарен за то, что не отказал. Он смотрел на Азима глазами полными надежд.
Поблагодарив отца и дядю, Азим выехал на жеребце из стойла и последовал за другими участниками на поле. На достаточном расстоянии друг от друга, участники расположились по кругу вдоль ограждения. Заняв свое место в двадцати газах от восточного загона, Азим посмотрел на своего отца и задумался над тем, что же он хотел сказать? О чём хотел предупредить?
На поле вывели двадцать рыжевато-серых козлов. Все они были самцами. Их высота в холке достигала одного газа, а в длину некоторые козлы достигали полутора газа. Даже их закрученные бурые рога имели внушительную длину. Их собрали в центре поля и три крупные гончие собаки не позволяли им разбежаться. Лай собак и вид самих этих козлов заставил беспокоиться даже тех участников, которые на первый взгляд выглядели смелыми и свирепыми.
Пастухи покинули поле, а их прирученные собаки, продолжая предупредительно лаять, медленно отходили на восток к ограждению. Как только собаки вышли за ограждение, рог протрубил во второй раз и все участники, пришпорив или хлестнув своих лошадей, бросились к мархурам…