Свет в окне
Шрифт:
Студентка Кузнецова, в свою очередь, слушала, как легко доцент Присуха говорит на языке книги, которую он, пожилой человек, просто не способен понять.
Договорились, что Настя займется библиографией, а встретятся они сразу после Нового года.
…Чтобы перестать думать о сегодняшнем вечере, она сосредоточилась на английском тексте: «…she behaved as if she didn’t care whether she broke her neck or not! What was it she said: “I don't care if I never get home?”».
Зинка чем-то шуршала и шелестела, потом крикнула: «Держи!», и Насте на одеяло упала половинка шоколадной плитки в разорванной фольге.
– Не знаю, чем тебя там
Настя перечитала конец фразы: «…she said: “I don’t care if I never get home?”» – и только потом взглянула на подругу:
– Кто?
– Кто, кто… Дед Пихто! Сколько вы уже ходите, два года? А жениться он собирается?
«And I’m not altogether surprised…» – Кто не удивлен, этот Тимоти, или как его там?
– Мы еще ничего не решили, – сдержанно ответила Настя.
– Ну ты даешь, мать! Как дружить в одной кровати, так он решительный, а как расписаться по-людски, так «мы ничего не решили».
Настена откусила коричневый квадратик и прочла еще раз: «I don’t care if I never get home». Отложила книжку в сторону:
– Но ведь вы с Анатолием тоже не расписаны.
– Я последней дурой буду, если Толян мне не сделает предложение! – запальчиво крикнула Зинка. – Вот на Новый год и сделает, посмотришь. Он думает, – Зинка сощурилась, – я так и буду по абортариям мотаться? Так вот же и нет! Первый раз прощается, второй раз запрещается, а я уже три раза там ночевала – спасибо, хватит; четвертого раза не будет.
– А твои… знают уже?
– Родичи? Узнают, когда на свадьбу приглашу. Маманя в каждом письме пишет: «Смотри, Зинка, не гуляй». Будто сами они не гуляли, ёкэлэмэнэ… Надо знать, с кем можно гулять, а с кем нет. У нас в Днепропетровске была одна девчонка, так она начала ходить с одним. Он на шахте работал. Клевый такой парень, многим нравился, даже которым постарше. Способный; дали ему на шахте рекомендацию, чтоб в Москву ехать – поступать в институт. Стал он ходить на какие-то курсы. Он на курсы, а Галька вроде как не у дел, и встречаться почти перестали: то он угля дает – отличник производства, ёкэлэмэнэ, то в институт готовится… Хороший шоколад, скажи?
– Шоколад классный; дальше-то что?
Зинка аккуратно запеленала в фольгу остаток шоколадки и положила на тумбочку.
– Дальше было – вам, любознательные. Этот уже на работе отвальную устроил, и они там киряли; маманя его чемодан собирает. Галька к нему, а маманя на нее ноль внимания: «Сани дома нету». Галька туда, сюда… Кинулась в управление: так, мол, и так, ваш отличник производства… А там, как назло, одно бабье сидело. Видим, говорят, что отличник. Хихикают и нагло так смотрят на Гальку, а та из-за пуза даже босоножки свои не видит. И ведь знали все, сволочи, что он ходит с Галькой – и бабы эти, и маманя его. Зато уж и наслушалась она про девичью честь – на всю жизнь нахлебалась. Отличник производства покатил в Москву наукам обучаться, а Галька – в дальнюю станицу рожать, у ней там родня нашлась.
Настена снова раскрыла книгу, напрочь не помня, о чем она читала несколько минут назад.
– Так что думай, – неожиданно сказала Зинка.
«It did not occur to him to wonder what…» Кому «occur»? Или этому второму, как его?.. Пожала плечами:
– Жалко девчонку, конечно.
Зинка пружинисто спрыгнула на пол, хлопнула дверцей тумбочки и начала шарить внутри.
– Печенье где-то было, целая пачка… Ладно, фиг с ним. Ой, а вот и открывалка
Не отрываясь от книги, Настя помотала головой.
Зинка шелестела оберткой шоколадки. Повернулась к Насте:
– Вот и твой, между прочим, поматросит и бросит.
Настя вспыхнула:
– Он на курсы едет, повышения квалификации. С чего ты взяла?..
– Ну! – подхватила Зинка. – И тоже в Москву? Как тот, Галькин кадр?
«“Almost rude!” Mrs. Small said to Aunt Hester, when June was gone».
– Не вижу ничего общего, – реплика прозвучала суховато, и она добавила: – Разные люди, вот и все дела.
– Мужик до старости дите, – убежденно ответила Зинка, – просто игрушки у них разные. Малые дети машинками забавляются, а как вырастут… – она махнула рукой, не договорив.
«А как вырастут, в вагончики играют», – с горечью подумала Настя, и сразу всплыли обрывки нелепых разговоров Карла. Как-то получается, что Зинка всегда права в насущных делах. Так посмотреть – простенькая девчонка, с этими своими дурацкими присказками. И не сразу поймешь, что Зинка вовсе не простушка; а другие и докапываться не станут. Поженятся они с Толяном, снимут квартиру, а там, смотришь, и кооперативная подоспеет. Еще несколько лет – и сопливый мальчишка будет сидеть на полу, играть с машинкой. Толян вставит новые зубы…
А я?.. Настене стало вдруг так обидно и так жалко себя, что она уткнулась в книгу, стараясь не смотреть в сторону Зинкиной кровати, но глаза как приклеились к одной и той же фразе: «She was upset» – Она была опрокинута. Ее опрокинули. Ерунда какая-то. Кого опрокинули, Джун?! Конечно, одно дело – заливать родителям, как она найдет себе работу по специальности, а другое – найти такую работу. А жить где? Ирэн потому и плевать, попадет она домой или нет, что скоро она переедет в новый дом – вернее, не переедет, но без угла все равно не останется; Зинка с Толяном строят кооператив, а ей где жить? Из общаги вытурят, как только уйдет из цеха. «She was upset». Это я – upset, вот что. Хотя… Еще не вечер.
И я не такая размазня, как Джун.
11
Табеля выдали после третьего урока и сразу отпустили домой. Девочки дошли до троллейбуса и остановились. Томка предложила пойти в кино, «раз такая лафа».
– А что идет?
– «А если это любовь?» – Томка закатила глаза, отчего стало ясно: любовь, и двух мнений быть не может.
– Так мы же смотрели, – Олька вытащила из кармана варежки.
– Я еще раз хочу.
Они попрощались. Ольке не хотелось в темный зал, хотя бы и полупустой в дневной сеанс, потому что легко было представить, как Томка будет красноречиво вздыхать и поглядывать на нее, приглашая разделить переживания. Когда смотрели фильм, Олька добросовестно пыталась проникнуться любовью героев, но все казалось ей неестественным, только учителя похожи на настоящих. А когда Ксения бежала, говорила или плакала, то ясно было, что бежит, плачет и говорит молодая красивая артистка, а никакая не школьница. Да и форму они там не носят; интересно, почему? Неестественными показались малыши во дворе, которые хором дразнили Ксению – этим-то что? И как влюбленные целоваться начали в церкви… Впрочем, настоящих любовных поцелуев Олька не видела, но во время этой сцены Томка вцепилась ей в рукав мертвой хваткой, явно видя на месте героев себя с Гошей. После того как посмотрели, Томка долго повторяла: «А если это любовь?»