Свет
Шрифт:
– Прости, – сказала она. – Я с тобой мало знакома, чтобы такое заявлять.
– Да нет, – отозвался он.
– Я была не права, – сказала она и выдержала паузу, которую он заполнять не пожелал. – Со мной и вправду не все в порядке.
Пришлось довольствоваться его пожатием плечами.
– Ладно. Дальше что? Чего ты от меня хочешь? Ну давай выкладывай, применяй по делу свой высокоэмоциональный ум, которым ты так явственно гордишься.
– Опусти этот корабль на глубину, – сказал он. – Нырни в Тракт.
– Билли Анкер, я вообще не знаю, зачем дальше с тобой разговаривать.
Он рассмеялся.
– Ну я должен был попытаться, – сказал он. – Ну хорошо, расскажу, как я нашел этот пакет. Сперва тебе предстоит кое-что узнать об истории K-технологии.
Она расхохоталась:
– Билли Анкер, и что же ты можешь мне об этом поведать?
Он все равно приступил
За двести лет до того человечество наткнулось на останки древнейшей из всех культур гало. В сравнении с некоторыми она была представлена скудно: артефакты разбросаны в объеме пятидесяти кубических светолет на полудюжине планет, аванпосты вынесены так близко к Тракту, что ее для удобства прозвали культурой Кефаучи или K-ультурой. О внешности этих существ сведений получить не удалось, хотя архитектура давала повод заключить, что роста они были невысокого. Руины кишели кодом, который оказался своего рода разумным интерфейсом.
Напичканные работающей техникой развалины возрастом шестьдесят пять миллионов лет.
Никто не понимал, как с ней обращаться. Явилось исследовательское крыло корпорации «Земные военные контракты». Окружило «зону поражения», как они ее назвали, кордоном и, наскоро соорудив поблизости времянки, модифицировало рабочие инструменты различными штаммами теневых операторов, запущенных в нано– и биотехсубстратах. Располагая этой аппаратурой, ЗВК попытались работать с кодом напрямую. Результат был ужасен. Условия во времянках – суровы. Исследователи и экспериментальные субъекты равно обитали по соседству с «установками сдерживания». Сдерживание. Очередное бессмысленное словечко ЗВК. Ни файерволов, ни масок, вообще никаких мер предосторожности выше четвертого класса. Эволюция приобрела вирусную скорость. Побеги, незапланированные гибриды. Мужчины, женщины и дети, согнанные туда по сходням из брендированных орбитальных тюрем системы Сердца Карла, случайно нахватавшись субстратов, истошно кричали ночь напролет, а наутро впадали в глоссолалию. Все равно что наблюдать, как ручеек светящихся насекомых выползает из опытной установки, сноровисто взбирается по руке и исчезает у исследователя во рту, прежде чем их кто-то остановит. Имели место вспышки поведения настолько непостижимого, что, по всей видимости, оно имитировало религиозные ритуалы самой K-ультуры. Танцы. Эротические и наркотические культы. Напевные заклинания.
После Вспышки Тэмплинга-Прэйна в 2293-м, которая перекинулась из гало в области собственно Галактики, [44] попытки работать напрямую с кодом или содержавшими его машинами прекратились. Великая идея, явленная им на смену, состояла в том, чтобы окружить источник кода кордоном и соединить с ним человека-оператора через систему буферов и алгоритмов сжатия данных, кибернетических и биологических по природе, имитируя работу человеческого сознания с его собственными входными данными, поступающими на скорости около одиннадцати миллионов бит в секунду. Мечта о сопряжении с математичками в реальном времени развеялась, а поколением позже ЗВК снабдили своими наработками гибридизованные корабли, двигательные установки, оружие и – первым долгом – навигационные системы, в последний раз запускавшиеся шестьдесят пять миллионов лет назад.
44
Таким образом, ранее описанная находка останков K-ультуры случилась за сто с небольшим лет до событий линии Серии Мау, что противоречит ранее сделанному отнесению на двести лет в прошлое. В каком месте тут ошибка – неясно.
Купола времянок были взорваны, а погибшие там люди преданы забвению.
Так родилась K-техника.
– Ну и? – сказала Серия Мау. – В этом нет ничего нового.
Ей все это было хорошо известно, но рассказ несколько пристыдил. Нахлынула вина за смерти тех людей. Она засмеялась.
– Для меня все это совсем не новость, – сказала она. – Ты в курсе?
– Я в курсе, – ответил Билли Анкер и продолжил: – В тех времянках родилась и корпорация ЗВК, какой мы ее сегодня знаем. Прежде она представляла собой рыхлый картель частных охранных структур, на который неолиберальные демократии вольны были сваливать любую вину за вышедшую из-под контроля полицейскую акцию. Чтобы все эти презики с мальчишескими физиономиями могли честно-честно глядеть избирателям в лица с голодисплеев и заявлять на голубом глазу: «Мы не ведем войн» – а потом истреблять террористов. После открытия K-технологии ЗВК слилась с неолиберальными демократиями: ты только глянь, в какое говно мы из-за этого влипли. – Он скорчил усмешку. – Но есть и хорошие новости. K-техника вырабатывает свой ресурс. Некоторое время в этой сфере царила золотая лихорадка. Ранние пташки состояния сколачивали, загребая столько сокровищ, сколько могли унести. Но поколению дяди Зипа пришлось обгладывать кости. Они сейчас вносят улучшение за улучшением, однако лишь в человеческую часть интерфейса. Они не способны ни написать новый код, ни восстановить исходные машины методом обратной разработки. Ты понимаешь? У нас тут нет технологии как таковой. Все, что у нас есть, – это чужацкие артефакты, и этот ресурс выработан. – Он огляделся и сделал широкий жест, словно обводя им всю «Белую кошку». – Возможно, это один из последних образчиков. И мы даже не знаем, для чего он в действительности предназначался.
– Эй, Билли Анкер, придержи лошадей, – вмешалась она. – Я-то знаю для чего.
Он поглядел ее уловке в глаза, и уверенность Серии Мау поколебалась.
– K-техника вырабатывает свой ресурс, – повторил он.
– Если ты этим доволен, то с какой стати ссышь кипятком?
Билли Анкер поднялся и прошелся из стороны в сторону, разминая ноги. Снова глянул на пакет доктора Хэндса. Вернулся к уловке и опустился на колени.
– Потому что, – сказал он ей, – я обнаружил целую планету, полную такой техники.
Молчание в обитаемой секции корабля растягивалось, как проволока. В тусклом флуоресцентном свете шептались, отвернув лица к переборке, теневые операторы. Билли Анкер сидел на полу, потирая щиколотку. Плечи его обвисли, небритое лицо рассекали морщины, глубокие, точно складки на кожаных куртках. Серия Мау не сводила с него взгляда. Каждая из рассеянных в каюте крохотных камер предоставляла ей особый ракурс.
– Десять лет назад, – сказал он, – я был одержим загадкой червоточины в Сигма-Конце. Я пытался понять, кто ее туда поместил и как они этого добились. Но еще больше мне хотелось узнать, что находится на противоположном конце червоточины. Я был в этом не одинок. Пару лет на краю аккреционного диска было не протолкнуться от ребят со свежими, с пылу с жару, теорийками; они ставили «научные» эксперименты с добытых где-то вниз по Пляжу мусоровозок. Многие окончили свои дни плазменными струйками. – Он негромко рассмеялся. – Тысячи небесных пилотов, безумцев-entradistas. Люди без царя в голове вроде Лив Хюлы и Эда Читайца. Мы все тогда полагали, что Сигма-Конец – ворота Тракта. Мне одному удалось установить, что это не так.
– И как?
Билли Анкер хмыкнул. В лице его что-то изменилось.
– Я туда спустился, – ответил он.
Серия Мау уставилась на него.
– Но… – только и вымолвила она. Она перебирала в памяти всех, кто погиб при подобной попытке.
– Тебе было все равно? – спросила она затем.
Он передернул плечами:
– Я хотел узнать.
– Билли Анкер…
– О, там нет прохода, – сказал он. – Эта штука меня сломала. Она мой корабль покорежила. Странный вихрь света просто висит там, словно трещина в пустоте. Его на фоне звезд едва можно различить, но стоит протиснуться туда, и… – Он воззрился на свою искалеченную руку. – Кто знает? Все меняется. Там такое творится, что у меня нет слов описать. Это как снова стать ребенком и угодить в кошмар, где бежишь и бежишь по бесконечному коридору в темноте. Я такое слышал, что до сих пор смысла услышанного не понимаю: эти звуки просачивались сквозь корпус. Но я там побывал! И знаешь что?
Вспоминая, он покачивался взад-вперед от возбуждения. Он словно помолодел на двадцать лет с того момента, как Серия Мау его разбудила. Складки вокруг губ пропали. Взгляд зеленовато-серых глаз стало еще тяжелее переносить: глаза озарились внутренним светом, ироничным сиянием потаенного повествования, скрепляющего яростную конструкцию его личности; в то же время Билли Анкер показался ей более уязвимым, более человечным.
– Я побывал там первым из всех entradistas. Я очутился на передовой, в первый раз за свою жизнь. Ты себе можешь такое представить?
Она не смогла.
«Если ты не в состоянии удержаться от столь притягивающего воздействия на людей, Билли Анкер, – подумалось ей, – так это потому, что у тебя самооценки нет. Нам нужен человек, а ты нам являешь валета червей». [45] Потом она внезапно сообразила, кого он ей напоминает. Если бы лошадиный хвост остался черен, а худощавое темнокожее лицо не так иссушили усталость и лучи далеких солнц, Билли Анкер пришелся бы вполне ко двору на вечеринке у закройщика в деловом квартале Кармоди, на Генри-стрит, в теплой влажной ночи Мотеля Сплендидо…
45
Игра слов: Валетом Червей (Jack of Hearts) или Джеком Хартом (Jack Hart) в американской комикс-субкультуре именуется один из супергероев Вселенной Marvel, сын изобретателя Филипа Харта и Мэри, замаскированной под земную женщину инопланетянки контраксианской расы; Джек начинает супергеройскую деятельность с возмездия зловещей корпорации за убийство своего отца.