Светлана
Шрифт:
Когда в четвертом «Г» было назначено родительское собрание, Светлана вечером пришла в школу и бродила по раздевалке и пустым коридорам. Ей очень хотелось увидеть родителей. Родители собирались неторопливо, узнавали у тети Мариши, куда нужно идти, разглядывали рисунки на стенах в коридоре, останавливались у стенгазеты. Другие прямо входили в класс и с большей или меньшей ловкостью усаживались за маленькие парты. Одной из первых пришла Голованова. Здесь, в школе,: вдали от своего примуса, радиоприемника и шустрых мальчишек, сшибающих с ног, Катина мама показалась
— Спасибо тебе за мою Катюшку: читать приохотила.
«Значит, все-таки подействовало хоть немножко?»
Худенькая женщина, с улыбкой читавшая стенгазету, обернулась:
— Так вот она, Светлана, наша вожатая? Дочка с таким оживлением рассказывала про ваш сбор!
— Как ваша фамилия? — спросила Светлана.
— Королева.
Рита? Рассказывала с оживлением? Опять приятная неожиданность!
У двери в класс стояла Машина мама и разговаривала с учительницей. Поманила Светлану. Светлана радостно бросилась к ней.
Морозова сказала вполголоса, с озабоченным видом:
— Светлана, мне очень не нравится, что Машенька стала дружить с Ритой Королевой и Катей Головановой. Я боюсь, что эти девочки на нее дурно повлияют.
Еще одна неожиданность!
Светлана жалобно посмотрела на классную руководительницу.
Ну что, ну что ответить?
Учительница спокойно наклонила рыжевато-седую голову:
— Не волнуйтесь, Маше это только полезно. — Потом спросила: — Ну, а твои личные дела, Светлана, в каком положении? Не отражается общественная работа на твоих школьных успехах?
Отражается, конечно! Еще бы не отражалась!
Светлана долго раздумывала потом, как бы она могла поточнее ответить на этот вопрос.
Во-первых, времени стало, с одной стороны, меньше, а с другой стороны, как бы и больше. Потому что, когда много дела, день растягивается. То есть он не то чтобы растягивается, а, даже не растягиваясь, становится больше, просторнее.
День вроде как чемодан, в который можно побросать вещи (свои дела то есть) просто как попало — и очень мало туда поместится, или, наоборот, можно уложить вещи по порядку — и поместится много.
Маша спрашивала Светлану:
— Ты так часто к нам приходишь! Как ты успеваешь?
...Так и успеваю. Когда нужно успеть — можно успеть! День стал просторнее — это во-первых. А во-вторых, ответственность! Нужно завоевать авторитет. В конце четверти девочки обязательно поинтересуются, какие отметки у вожатой.
Дело, конечно, не в отметках. Дело в том, что хорошие отметки показывают победу над собой.
Труднее всего было одерживать победу на фронте математическом.
— Иван Иванович, у меня не математический ум! — говорила Светлана.
— Однако теоремы ты доказываешь неплохо, даже собственные варианты изобретаешь!
— Так ведь то теоремы! А вот алгебра!..
На парте перед Светланой как раз лежала письменная работа по алгебре, где ответ был жирно подчеркнут красным карандашом и стоял вопрос: «Почему минус 2?»
— В 1951 году... — начал Иван Иванович, и девочки с интересом ждали, что же случится в пятьдесят первом году, — в 1951 году Светлана
— Ой! — сказала Галя с таким сочувствием и ужасом, будто Светлану могут заставить преподавать уже сегодня.
— И будут ее называть «Светлана Александровна». Галя засмеялась.
Иван Иванович сделал значительную паузу.
— И напишет Светлана Александровна мелом на доске очень трудный пример:
2 + 4.
И получится у нее...
— Шесть! — гордо сказала Светлана.
— Нет, не шесть, — возразил Иван Иванович, — по рассеянности Светлана Александровна перепутает знаки, вместо сложения будет вычитать. И получится у нее... минус 2!
Да, конечно, Иван Иванович прав — подтянуться необходимо. Хорошо бы в этом году стать круглой отличницей — тогда приняли бы в педучилище без экзаменов. А то еще неизвестно, попадешь ли: говорят, конкурс большой.
«Свидетельство.
Настоящее свидетельство выдано Соколовой Светлане Александровне... в том, что она обучалась... и обнаружила при отличном поведении...»
Такие важные документы не полагается складывать — нужно бережно свернуть трубочкой, чтобы не помялись.
Семиклассницы в белых с крылышками парадных фартучках чинно выходят из школы и усаживаются на скамейку во дворе. Не хочется сразу расходиться по домам, хочется еще немножко побыть вместе. Кроме того, необходимо развернуть хрустящие трубочки и, оберегая от теплого июньского ветерка, наглядеться всласть.
Необходимо также заглянуть и в соседние свидетельства об окончании. Об отметках приблизительно девочки, разумеется, знали еще до окончания экзаменов. Могли быть сомнения насчет письменных работ. Теперь отметки выписаны все одна под другой на листе матовой бумаги, и никакая надпись, высеченная на камне, не может быть более неизменяемой и прочной.
— Мушка, покажи!
Светлана с уважением любуется отметками Черненькой Мухи. Собственно говоря, не нужно было и выписывать все эти пятерки одну под другой... Написать сверху «пять», а дальше ставить кавычки против каждого предмета — и здесь, мол, то же самое.
Странное существо — человек. Ненасытное, ничем не удовлетворяющееся. Еще в пятом классе избавиться от троек было почти целью Светланиной жизни, они далее по ночам снились, тройки!
Свою фамилию в классном журнале Светлана находила издалека. Она стояла между Пчелкиной Марусей и Солнцевой Галей. Сверху и снизу, над Светланой и под Светланой, рядами, как на параде, — великолепные пятерки. Бок о бок с ними иногда, ну просто для разнообразия, тоже очень красивые четверки стоят. У четверок прямодушный и мужественный вид. Пятерки энергичным росчерком наверху напоминают лихих матросов с развевающимися ленточками бескозырок... А против фамилии Соколовой Светланы одна за другой, злобно подпрыгивая, несутся тройки. Не одни тройки, разумеется... Стоп! — говорят им четверки по географии и по немецкому. Стоп! Это вклинился лихой матросик — естествознание. По физкультуре и пению, конечно, тоже было пять, но ведь это не основные предметы.