Светлая полоска Тьмы
Шрифт:
— Ты что, маг!?
— Еще одна попытка, — прорычал он, разворачивая меня к себе. — И ты в полной отключке будешь путешествовать в багажнике. Это последнее предупреждение. Поняла?
Для доходчивости он меня еще и встряхнул разок.
— Да, — прошептала я, напуганная его яростью.
Он пристально посмотрел мне в глаза и потребовал:
— Клянись Светом.
— Клянусь.
— Полностью.
— Как?
— Клянись, что не применишь против меня Силу.
— Зачем?
— Иначе мне придется принять меры, которые тебе совсем не понравятся.
Что за глупость? Какие-то клятвы. Кто их вообще держит? Ну раз он хочет — с меня не убудет.
— Клянусь Светом, что не применю против тебя магию, — я даже руку к сердцу приложила для убедительности. Что-то горячее прокатилось вдоль позвоночника и кольнуло в сердце, прямо в том месте, где я держала руку. Я вздрогнула.
— Клятва дана и принята, — кивнул он.
И в этот момент я поняла, что не смогу применить против него Силу, пока он не вернет мне эту чертову клятву. А если попытаюсь, то буду наказана чем-то очень могущественным, что себе дороже.
— Ты обманул меня, — прорычала я. — Воспользовался моей неопытностью.
— Пошли, — он потащил меня дальше по проселку, не обращая внимания на мои упреки.
Метров через сто я рассмотрела в темноте автомобиль, похоже, джип. Он был заляпан грязью до самой крыши. Впихнув меня на заднее сиденье, Зигмунд сел за руль. Пристегиваться он не стал, завел двигатель и рванул дальше по проселку. Какое-то время мы ехали молча. Машину нещадно трясло на ухабах. Вести диалог в таких условиях — только зря челюстью щелкать, можно и язык прикусить. Через полчаса мы выехали на окраину какого-то населенного пункта — дорога стала более или менее сносной.
— Куда мы едем? — требовательно спросила я.
— Когда приедем, узнаешь, — грубо ответил он.
Дальнейшие мои вопросы он попросту игнорировал. Но я не собиралась сдаваться, просто решила немного выждать.
Мы объехали неизвестный поселок и выскочили на трассу. В это время машин было немного. Зигмунд прибавил скорость. Мы летели в сторону столицы, я это точно знала, благодаря своему топографическому таланту.
— На-ка, надень, — он протянул мне знакомую коробочку.
— Это же сережки моей матери! Откуда они у тебя? Это ты обокрал мою квартиру?
— Нет, но я нашел тех, кто это сделал, а теперь возвращаю пропажу.
— Спасибо, раз так.
— Надевай. Изумруды очень пойдут к твоим глазам, — огорошил он меня комплиментом.
— Ну не знаю. Мама их берегла, никогда не надевала. Она обещала подарить мне их на свадьбу.
— Это поправимо. Можем заехать в ЗАГС и расписаться, — он улыбнулся мне фирменным оскалом в зеркало заднего вида.
— Что в этих серьгах такого, раз ты готов даже жениться на мне, лишь бы я их надела? И вообще, когда делают предложение, кольца дарят, а не серьги.
— Будет тебе кольцо, только серьги надень.
— Зачем? — упрямо спросила я.
— Это подарок твоего отца. Ты ведь знаешь, кто он? Или Квинт утаил это от тебя?
Я потрясенно посмотрела на его отражение в зеркале.
— Энтаниель из Дома Зори, третий маг пути, — назвала я имя и титул отца.
— Ага, значит дракон рассказал тебе кое-что. Интересно, что конкретно?
— Он сказал, что мой отец погиб еще до моего рождения.
— А кто его прикончил, не сказал?
— Нет. Ты знаешь, кто это сделал?
— Тарквин. Он хотел украсть его магию Пути, но не вышло. Потому он взялся за тебя, в надежде, что ты унаследовала талант отца.
— Зачем ему это?
— Чтобы выпить твою Силу вместе с даром, убить, проще говоря, а потом самому странствовать по вселенным.
— Не верю, — я замотала головой. Слезы брызнули из глаз. К горлу подкатил ком. Моим лежким стало не хватать воздуха.
— Даркосы — вселенские паразиты, моя дорогая. И нечего реветь. Мы на войне.
— Они создали людей, — возразила я сквозь слезы.
— Чтобы поработить и использовать в своих интересах. Поверь, ты еще много о них не знаешь.
— За что ты их так ненавидишь?
— Оденешь серьги, расскажу.
Я вдела отцовский подарок в уши и приготовилась слушать.
^
Глава 39. Пес войны
Я родился в Кракове в семье кузнеца лета 1611-го от Рождества Христова. Семья у нас была большая, мать с отцом да семеро детей: самая старшая Агнешка, потом Беата, Адам, Руженка, Ежи, Амброзий и я. Отец целыми днями трудился в кузнице. Мы с братьями помогали ему с малолетства, а сестры помогали матери по хозяйству.
Адам был подмастерьем отца. Все знали, что кузница должна перейти ему по наследству. Ежи продали соседу-оружейнику, когда ему минуло одиннадцать. У оружейника были только дочери, а дело кому-то передавать надо. В перспективе Ежи должен был жениться на Катинке, его младшей дочери, ибо она подходила ему по возрасту.
Моя мать была набожной католичкой. Одев в лучшую одежду, каждое воскресенье она водила нас в костел, послушать проповедь ксендза, которого почитала как святого. По той же причине Амброзий ходил у нее в любимчиках. Он терпеть не мог кузницу, зато обожал костел и псалмы. У него был чистый глубокий голос. Ксендз взял его в церковный хор, а когда голос стал ломаться, определил в служки. В пятнадцать Амброзий принял постриг, чтобы служить Богу до конца своих дней.
Сестер рано выдали замуж, что в те времена было нормой. Агнешку я вообще помнил плохо. Когда я появился на свет, ей было пятнадцать, а через год она вышла замуж за второго сына пекаря и переехала с мужем на другой конец города, где они открыли пекарню. Беата вечно летала в облаках, за что частенько получала нагоняй от матери. Она мечтала выйти замуж за шляхтича — стать панной, но вышла за кожевенника с соседней улицы. Через год она сбежала от него, оставив новорожденного сына. Мать считала Беату позором нашего семейства — даже имя ее запрещала произносить в доме. Руженка была моей нянькой — я любил ее больше остальных братьев и сестер.