Светлое время ночи
Шрифт:
Лараф судорожно вспоминал азы владения холодным оружием, все-таки забитые с горем пополам в его глупую голову папенькой. Азы вспоминались плохо. Все дело было в страхе. Лараф боялся странного урода в плаще с капюшоном, пожалуй, более всего на свете. Даже если бы перед ним сейчас предстала Зверда, он и то испугался бы меньше.
При этом, усики интуиции, которые у Ларафа все-таки имелись, нащупали для него правду – этот странный урод, по странному стечению обстоятельств бывший одного с ним роста и сложения, каковой факт не укрылся даже от туповатого Ваглума, как-то связан
В два мягких прыжка Лагха приблизился к Ларафу. Их клинки скрестились с характерным боевым звоном.
Лараф едва успел закрыться. И тот факт, что он все-таки успел, несколько его ободрил.
Не успев совершить отбив удара, он тут же постарался перехватить инициативу, но вместо этого едва не вывихнул плечо, поскольку противник захватил атакующую руку в так называемые «ласарские тиски». Лараф охнул и постарался вывернуться. Лагха позволил ему это и отступил, как бы ошарашенный маневром Ларафа.
Тот, тяжело дыша, откатился еще на два шага назад. Его сердце стук-стукало громче наддверной колотушки – это слышал даже Лагха. Первая же минута поединка привела истинного гнорра к неутешительному выводу: его противник столь неискусен в фехтовании, что даже подыгрывать ему невозможно.
Лагха, сколько ни пытался, так и не смог представить себе такую линию поведения, при которой симуляция хоть сколько-нибудь равного поединка была бы возможна. Теперь он был совершенно уверен в том, что если он собирается вернуть себе свое тело и жить в нем, как и раньше, ему следует переходить к основной части плана немедленно.
Ибо было очевидно: если Лараф пофехтует еще хоть пару минут, он, Лагха, останется опозоренным на всю оставшуюся жизнь. Поэтому он отбросил свой меч и, безоружный, направился к Ларафу. Тот ощетинил свой и зашипел:
– Не подходите, иначе я снесу вам голо…
Окончить Лараф не успел. Поскольку Лагха, схватив меч Ларафа за лезвие, играючи выдернул его у того из рук – так старший отбирает игрушку у младшего. Иогала вскочил со своего кресла.
– Протестую. Правилами запрещается брать оружие противника за лезвие!
«Шилол! – ужаснулся Лагха. – Неужели действительно запрещается?» Во времена оны он не удосужился дочитать Правила до конца, не сомневаясь в том, что располовинить жирное брюхо Карувва – не такое уж мудреное дело. Это было довольно легкомысленно, но ведь и было ему тогда совсем немного лет.
«А ведь этим заевшимся тупицам хватит ума признать поединок недействительным! – ужаснулся Лагха. – И тогда все придется переиначить… На это, возможно, уйдут месяцы!»
У Лагхи не оставалось выбора. Он решился применить весьма рискованное средство, изготовленное Эгином в соответствии с его указаниями – нить-птицу. Тем временем, Иогала замолчал и пошел разоряться Ваглум.
– Поэтому, в соответствии с параграфом двадцать восьмым пункта третьего Правил ведения поединков на соискание должности гнорра я объявляю настоящий поединок недействительным…
Повисла многозначительная пауза. Лараф засиял, окрыленным нежданным счастьем. Он даже приосанился. Мысленно он уже осыпал Ваглума и Иогалу милостями без конца и без края. Неужели снова небеса расположены к нему? Лараф был так увлечен фантазмами своего спасения, что не заметил как мерзостный урод в латаном плаще, держа руки за спиной, раскручивает наверченную на мизинец наподобие кольца тонкую шелковую нить сталистого цвета.
– И мы просим вас, милостивый гиазир, немедленно покинуть помещение, – подбоченился Ваглум. – В противном случае…
В ближайшие сорок коротких колоколов Ваглум не произнес ни единого звука. Поскольку в этот момент палец Лагхи был полностью освобожден от нити.
В следующую секунду нить, налившись магическими соками, выпрямилась в подобие идеально ровной стальной проволоки длиной в локоть. Лагха метнул ее в сторону возвышения, где восседали пар-арценцы.
На расстоянии вытянутой руки от лиц Ваглума и Иогалы нить с едва слышным дребезжанием повисла в воздухе и словно бы стала толще. Оба пар-арценца уставились на нее, как если бы она могла сделать их бессмертными. «Поймал, – удовлетворенно кивнул Лагха. – Был бы здесь Йор – этот номер никогда бы не прошел. Он бы первым делом поставил защиту, и только после уселся бы в кресло!»
Лагха знал, что теперь ни Ваглум, ни Иогала не видят ничего, кроме этой нити и не слышат ничего, кроме ее дребезжания. Рецепт этого фокуса Лагха лично добыл, знакомясь в библиотеке Маш-Магарта с фальмским списком «Книги Урайна» – самым полным, самым подлинным.
Нить исправно висела в воздухе и исправно наливалась сталью. Это означало, что теперь никакой особой хореографии поединка на мечах больше не требуется. Лараф, не будучи тупицей, тоже это понял после того, как тщетно пытался докричаться то до одного, то до другого пар-арценца.
И тогда Лараф посмотрел на своего уродливого врага глазами барашка, за которым захлопнулись ворота скотобойни. Их глаза не встретились, поскольку в тот момент Лагха был озабочен бережным извлечением на свет говорящей раковины, хранящей голос баронессы Зверды. Эта проволочка придала Ларафу смелости. В нем воскрес приказчик из Казенного Посада, привыкший торговаться, юлить, врать.
– Назначьте цену за свое поражение! Я ее заплачу! Я богат! Я могуществен! Вы даже не догадываетесь, что с вами сделают эти люди, если вы меня убьете! – Лараф показал на замороженных Ваглума и Иогалу, подразумевая, конечно, всех остальных офицеров Свода.
– Цену? Вы столько не заплатите, – хмыкнул Лагха, извлекая из кремово-розового жерла крапчатой раковины затычку из сухой травы.
– Вы не знаете моих возможностей, – возмутился Лараф. – Хотите – и княгиня Овель пожалует вам… да что хотите! Весь Новый Ордос, например! Все земли, все общественные здания, все! Хотите – новоордосские соляные промыслы будут ваши!
– Мне даром не нужен Новый Ордос. Там плохой климат. И соляные промыслы мне тоже не нужны. Столько соли мне не съесть и ко Дню Охарада, – отшутился Лагха. Он располагал временем. Нужно было немного подождать, пока раковина пробудится.