Светлое время ночи
Шрифт:
Поверх этого языка можно превосходно обстреливать весь Гинсавер, пользуясь данными от рассаженных по деревьям наблюдателей. Предрассветная же серость, а равно туман и дымка, стелющиеся над болотами, до последнего момента будут скрывать от дружинников Вэль-Виры смертоносное оружие варанцев.
Других вариантов нет. Вывести «молнии Аюта» на стрельбу прямой наводкой можно только на позиции перед самым замком – там, где из лесу выходит тракт. Это негоже, поскольку решительная вылазка осажденных может навредить мудреным аютским приспособам. Да и лучник с любой башни достанет
Лараф внял мудрым советам своих мудрых офицеров. Поэтому «молнии Аюта» свезли с тракта, прогнали по споро вырубленной просеке и поставили на облюбованной поляне.
По левую руку расцветало утро большого дня. По правую, прямо на берегу Рыжих Топей гордо разворачивалась пехота. Второе крыло глубокой колонной стояло у конца лесного отрезка тракта. Солдаты переговаривались вполголоса, обслуга «молний Аюта» вообще помалкивала, как жрецы перед судьбоносным жертвоприношением.
Зато потом…
Все началось совсем неожиданно. Просто вдруг половина гостевого флигеля превратилась в каменную пыль. А еще спустя три минуты несмолкающего грохота южнее Орлиных ворот в стене образовался пролом такой внушительной ширины, что в нем могли бы свободно разминуться две обозные телеги.
– Это «молнии Аюта». Похоже, наш гнорр-самозванец распорядился снять их с «Лепестка Персика». А значит, «молний» никак не меньше шести, – заметил Лагха в наступившей на секунду гробовой тишине.
Эгин, который не мог похвалиться таким самообладанием – прикидывать количество «молний», когда сорок человек превращаются в быстро испаряющееся облако кипящей крови, лишь коротко кивнул ему в ответ и молча указал пальцем на северо-восток. Стреляли именно оттуда. Варанцы шли со стороны Белой Омелы.
К счастью, когда началось сокрушение Гинсавера, Лагха и Эгин уже были во дворе, в сравнительной готовности к бегству.
Было и еще одно преимущество в их в целом лишенном преимуществ положении. После того как одну из башен Гинсавера снесло вослед гостевому флигелю и все наконец доторопали, что это не День Охарада, а дело рук надвигающегося, но пока еще невидимого противника, когда поднялась бешеная военная кутерьма, Эгину и Лагхе удалось сравнительно просто скрыться из Гинсавера никем не замеченными.
Никому, совершенно никому не было дела до двух варанцев, которые карабкались вверх по груде каменного мусора к спасительной дыре. За исключением обуянного приступом патриотизма лучника, который всадил в спину предателя Эгина, вылазившего из пролома вторым и вдобавок замешкавшегося со своими дорожными баулами, одну за другой две стрелы.
Эгина вновь спасли шардевкатрановые доспехи – стрелы отскочили от него, не причинив ему вреда, он даже не успел толком испугаться.
Когда они все-таки выбрались из пролома, спустились и, чавкая грязью, побежали на юго-восток, солнце уже вставало, засвечивая скачущий пейзаж поразительно яркими в это утро, невесенними лучами. Позади них, успешно конкурируя с солнцем, сверкали разрывы напоенных магией ядер «молний Аюта».
С бодрым грохотом недвижимость барона Вэль-Виры превращалась в свои составляющие – булыжники, песок, известку.
Но Эгин не испытывал по этому поводу сожаления. Он вообще ничего не испытывал, кроме желания поскорее оказаться в спасительном леске, подальше от объятий сверкающей смерти.
– Куда ведет та дорога? – поинтересовался Лагха, указывая на запад.
– К Семельвенку, к барону Аллерту.
– А эта?
– А эта в Маш-Магарт. Разве нам туда?
– Не вижу вариантов, – пожал плечами Лагха.
– Я предпочел бы Семельвенк, – честно признался Эгин.
Вариантов действительно не было. На дороге, ведущей в Семельвенк, стояла усиленная сторожевая застава Вэль-Виры, о чем Эгин как-то краем уха слышал в Гинсавере. Это означало, что если они соберутся в гости к барону Аллерту, то на тракте их расстреляют из арбалетов быстрее, чем разберутся что к чему.
– Может, попытаемся добраться до Семельвенка не по дороге, а лесом? Барон Аллерт довольно милый человек.
– Будь он хоть сто раз милым! Нам там делать нечего. Теперь, после всех ваших рассказов, я совершенно уверен в том, что мне необходимо побеседовать с баронессой Маш-Магарт начистоту.
Не успели они добраться до леса, как «молнии Аюта» внезапно смолкли. Словно бы кто-то вдруг взял и сразил отравленными стрелами и прислугу, и исчислителя с образом-ключом, без которых «молнии» были не многим опаснее банальных стрелометов.
Варанская пехота начала самый обыкновенный штурм. Но Эгин с Лагхой, быстрым шагом идущие на юго-восток, к Маш-Магарту, этого уже не видели.
– Мы не удержим замок, барон! – прохрипел запыхавшийся тысяцкий Барункт велиа Трепестр, вбегая во двор внутренней цитадели Гинсавера.
Там метался от стены к стене озабоченный Вэль-Вира, и там было сравнительно безопасно. Неприятельским ядрам мешала недоразрушенная башня «Ушастая Сова». В целом же замок Гинсавер представлял собой нечто вроде грандиозной деревянной мышеловки, по которой лупят шесть кузнечных молотов. Мышам не жить!
– Это-то ясно, – махнул рукой Вэль-Вира. – Вопрос лишь в том, удастся ли нам спастись и спасти хотя бы половину войска…
Как и всякий уважающий себя гэвенг, он не находил нужным врать своему собрату по расе. Пусть даже и такому, второй устойчивой гэвенг-формой которого является унылая куница, вся как молью траченная.
– …И главное, ну кто бы мог подумать, что эти мерзавцы приблизятся незамеченными? Они опередили мои самые смелые ожидания по меньшей мере на сутки!
«Я бы мог подумать», – промолчал Барункт. Вслух он сказал:
– Барон, а не кажется ли вам, что их колдуны, как там они у варанцев называются…
– Аррумы.
– Да, вот эти аррумы гнали перед армией какой-то особый морок, непроницаемый для нашего дальнего зрения? Я что-то такое заподозрил сразу, как только донесли, что они объявились в Белой Омеле. И потом, когда они загодя раскрыли нашу засаду на тракте. Поверьте, они обрушились на нас, как снег на голову!