Светлолунный сад

Павлова Каролина Карловна

Везде и всегда

Где ни бродил с душой унылой,Как ни текли года, –Всё думу слал к подруге милойВезде я и всегда.Везде влачил я, чужд забавам,Как цепь, свою мечту:И в Альбионе величавом,И в диком Тимбукту,В Москве, при колокольном

звонеОтчизну вновь узрев,В иноплеменном Лиссабоне,Средь португальских дев,И там, где снится о гяуреРазбойнику в чалме,И там, где пляшет в СингапуреИндейская альмэ,И там, где города под лавойБезмолвствуют дома,И там, где царствует со славойТамеа-меа-ма,Когда я в вальсе мчался с дамой,Одетою в атлас,Когда пред грозным далай-ламойСтоял я, преклонясь,Когда летел я в авангардеНа рукопашный бой,Когда на мрачном Сен-ГотардеЯ слушал ветра вой,Когда я в ложе горе ТеклыДелил, как весь Берлин,Когда глядел на пламень Геклы,Задумчив и один,В странах далеких или близких,В тревоге тяжких дней,На берегах миссисипийских,На высях Пиреней,На бурном море, без компаса,В лесу, в ночной поре,В глухих степях на Чимборасо,В столице Помаре, –Где ни бродил с душой унылой,Как ни текли года, –Всё думу слал к подруге милойВезде я и всегда.<1846>

«Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы…»

Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы;Но в краткий час, где стихнет гром невзгод,И страсти спят, и споры сердца немы, –Дохнет душа среди мирских забот,И вдруг мелькнут далекие эдемы,И думы власть опять свое берет. –Остановясь горы на половине,Пришлец порой кругом бросает взгляд:За ним цветы и майский день в долине,А перед ним – гранит и зимний хлад.Как он, вперед гляжу я реже ныне,И более гляжу уже назад.Там много есть, чего не встретить снова;Прелестна там и радость и беда;Там много есть любимого, святого,Разбитого судьбою навсегда.Ужели всё душа забыть готова?Ужели всё проходит без следа?Ужель вы мне – безжизненные тени,Вы, взявшие с меня, в моей весне,Дань жарких слез и горестных борений,Погибшие! ужель вы чужды мнеИ помнитесь, среди сердечной лени,Лишь изредка и темно, как во сне?Ты, с коей я простилася, рыдая,Чей путь избрал безжалостно творец,Святой любви поборница младая, –Ты приняла терновый свой венецИ скрыла глушь убийственного краяИ подвиг твой, и грустный твой конец.И там, где ты несла свои страданья,Где гасла ты в несказанной тоске, –Уж, может, нет в сердцах воспоминанья,Нет имени на гробовой доске;Прошли года – и вижу без вниманьяТвое кольцо я на своей руке.А как с тобой рассталася тогда я,Сдавалось мне, что я других сильней,Что я могу любить, не забывая,И двадцать лет грустеть, как двадцать дней.И тень встает передо мной другаяПечальнее, быть может, и твоей!Безвестная, далекая могила!И над тобой промчалися лета!А в снах моих та ж пагубная сила,В моих борьбах та ж грустная тщета;И как тебя, дитя, она убила, –Убьет меня безумная мечта.В ночной тиши ты кончил жизнь печали;О смерти той не мне бы забывать!В ту ночь два-три страдальца окружалиОтжившего изгнанника кровать;Смолк вздох его, разгаданный едва ли;А там ждала и родина, и мать.Ты молод слег под тяжкой дланью рока!Восторг святой еще в тебе кипел;В грядущей мгле твой взор искал далекоБлагих путей и долговечных дел;Созрелых лет жестокого урока

Конец ознакомительного фрагмента.