Обвив вершины, лес и воды,Прозрачная синела тень,Просонки дремлющей природы, –Уже не ночь, еще не день.Темно селение стояло;Лишь только в горнице однойСвеча, бледнея, догоралаПред наступающей зарей.Тиха была светлица эта;Оклад иконы на стенеБлистал в полсумраке рассвета;Белела люлька в глубине,Но там один жилец бессонныйДо утра отдыха не знал,И шаг его неугомонныйВсю ночь там по полу стучал.Ходил он, бледный и угрюмый,Не чувствуя движенья ног;От тяжкой вдруг очнувшись думы,Взглянул в окно – зардел восток.День новый новую заботуПринес – светает на дворе,Пора вчерашнюю работуИдти осматривать в горе.И тихо к люльке подошел он,И, сумрачным склонясь лицом,Остановился, грусти полон,Перед священным детским сном.Чего ты ждешь? Тьмы покрывалоУж божий мир стряхнул с чела!Не для тебя то солнце встало,Не для тебя земля светла;Не для тебя улыбка сынаИ кров семейного жилья!Твой дом – та мертвая пучина,Ее скалы – твоя семья.Проснется твой младенец милыйНе при тебе, – пора, иди!Иль сердца труп давно остылыйЗатрепетал в твоей груди?Или, в душе таясь безвестно,Когда злых сил она полна,Вдруг всходят, сквозь грехи, чудесноТвои, о боже, семена?Он долго возле колыбелиСтоял, – и будто перед нейМечты
души его яснели,Смягчался дикий блеск очей.Знавал он эти сны благие!..Но время!.. Звонкий час пробил,И тихою рукой впервыеМладенца он перекрестил!
5
Еще поля кругом молчали,Утесы спали темным сном,Не раздавался скрежет стали,С гранитом не боролся лом;Еще вся грешная тревога,Весь алчный шум земной страныНе нарушали в мире богаВеликолепной тишины.Шел рудокоп чрез дол росистый,И, подходя к немым скалам,Впивал всей грудью ветр душистый,Земли весенний фимиам.И сверху взор он бросил ясныйВ глухое, смрадное жерло:Да, он отвергнет дар напрасный,Покинет мрака ремесло!Воскреснет вольною душою,И снова будет мирно спать,И видеть солнце над собою,И божьим воздухом дышать.В последний раз, живых могила,Проходит он твой темный путь!..Безумец! будто б то, что было,Так можем с жизни мы стряхнуть!В то утро, средь тиши завода,Вдруг словно гром загрохотал;И крик пронзительный народаВзвился кругом: «Обвал! Обвал!»Над потрясенной глубиноюСбежались рудокопы вмиг:Глядят встревоженной толпою –Широко завален рудник.И взором бледные мужчиныСочлися – нет лишь одного:Не отдал грозный дух пучиныЛюбимца только своего.Июль 1841Гиреево
Графине Р<остопчиной>
Как сердцу вашему внушилиК родной Москве такую спесь?Ее ж любимицей не вы лиТак мирно расцветали здесь?Не вас должна б сует гордыняВести к хуле своей страны:Хоть петербургская графиня, –Вы москвитянкой рождены.Когда б не в старом граде этомВпервой на свет взглянули вы,Быть может, не были б поэтомТеперь на берегах Невы.Москвы была то благостыня,В ней разыгрались ваши сны;Хоть петербургская графиня, –Вы москвитянкой рождены.Ужель Москвы первопрестольнойВам мертв и скучен дивный вид!Пред ней, хоть памятью невольной,Ужель ваш взор не заблестит?Ужель для сердца там пустыня,Где мчались дни его весны?Хоть петербургская графиня, –Вы москвитянкой рождены.Иль ваших дум не зажигая,Любви вам в душу не вселя.Вас прикрывала сень роднаяСемисотлетнего Кремля?Здесь духа русского святыня,Живая вера старины;Здесь, петербургская графиня,Вы москвитянкой рождены.Июль 1841Гиреево
«К тебе теперь я думу обращаю…»
К тебе теперь я думу обращаю,Безгрешную, хоть грустную, – к тебе!Несусь душой к далекому мне краюИ к отчужденной мне давно судьбе.Так много лет прошло, – и дни невзгоды,И радости встречались дни не раз;Так много лет, – и более, чем годы,События переменили нас.Не таковы расстались мы с тобою!Расстались мы, – ты помнишь ли, поэт? –А счастья дар предложен был судьбою;Да, может быть, а может быть – и нет!Кто ж вас достиг, о светлые виденья!О гордые, взыскательные сны?Кто удержал минуту вдохновенья?И луч зари, и ток морской волны?Кто не стоял, испуганно и немо,Пред идолом развенчанным своим?..Июнь 1842Гиреево
«Была ты с нами неразлучна…»
Была ты с нами неразлучна,И вкруг тебя, средь тишины,Вились светло, носились звучноМладые призраки и сны.Жила в пределе мирно-тесномОдна ты с думою своей,Как бы на острове чудесном,За темной шириной морей.Земных желаний ты не знала,Не знала ты любви земной;И грохот жизненного валаРоптал вдали, как гром глухой.И стала ныне ты не наша!Восторг погас, порыв утих;Познанья роковая чашаУже коснулась уст твоих.Забудешь тайну вдохновенийВ борьбах земного бытия;В огне страданий и волненийПерегорит душа твоя. –Нет! не прав ваш ропот тайный!Не мечтаний сладкий хмель,Не души покой случайныйЕй назначенная цель.Пусть пловца окрепнет сила,Покоряя бурный вал!Пусть пройдет через горнилоНеочищенный металл!Осуждает провиденьеСердце жаркое узнатьГорьких мук благословенье,Жертв высоких благодать.Нет! есть сила для полетаВ смелом трепете крыла!Та беспечная дремотаЖизнью духа не была.Он зрелей теперь для дела,Он светлей для вольных дум;Что умом тогда владело,Тем владеет ныне ум.Июнь 1842Гиреево
«Читала часто с грустью детской…»
Читала часто с грустью детскойСказание святое я,Как ночью в край ГеннезарецкойНеслась апостолов ладья.И в переливы мглы ненастнойСмотря, они узрели вдругКак шел к ним морем образ ясный,И их сердца стеснил испуг.И над волной неугомоннойК ним глас божественный проник:«То я! дерзайте!» – И смущенныйТогда ответил ученик:«Коль это ты, мне сердце ныне,Учитель, ободри в груди:Вели идти мне по пучине».И рек господь ему: «Иди!»И он пошел, – и бездны влагаВ сплошной сливалася кристалл,И тяжесть твердого он шагаНа зыбки воды упирал.Но бурный ветр взорвал пучину;И в немочи душевных силОн, погибая, Девы к сынуМолящим гласом возопил.И мы, младые, веры полны,По морю бытия пойдем;Но скоро почернеют волныИ дальный загрохочет гром.И усумнимся мы душою,И средь грозящей ночи тьмыК тебе с трепещущей мольбоюВзываем, господи, и мы.Не нам до божьего примераДостигнуть силою святой!Не наша уцелеет вераВ грозе, над глубью роковой!Кто жизни злое испытаньеМогучим духом встретить мог?Кто жар любви и упованье,Или хоть грусть в душе сберег?Все чувства вянут в нас незримо;Все слезы сохнут, как роса;Земля и небо идут мимо:Его лишь вечны словеса.Июнь 1842Гиреево
Рассказ
Чрез сад пустой и темный кто-тоСредь летней ночи шел один;Владела томная дремотаОбъемом сумрачных равнин.Шумел какой-то праздник дальний;Сквозь мглу аллеи проникалИ звонкий гул музыки бальной,И яркий луч блестящих зал.Шел дальше, тихою походкой,Мечтатель тот, потупя взор;И вышел вон, где за решеткойТемнел неведомый простор.И в мох, под липою ветвистой,Он лег, задумчив и угрюм;К нему туда, чрез дол душистый,Не доходил безумный шум,Лишь что-то в зелени зыбучейВздыхало, будто в грезах сна;А перед ним над черной тучейСтояла бледная луна.Над тучей так она стоялаВ былое время, в ночь одну;Чуть внятно так же звуки балаНеслись в лесную тишину…«Ужель так памятно мгновенное?Увы! ужель вовеки намНевозвратимо незабвенное,Невозвратимо здесь и там?..Родное, бросив жизнь телесную,От нас умчится навсегда льВ неизмеримость неизвестную,В непроницаемую даль?..Где вы, далекие, любимые?Где вас душою отыскать?Мои мечты неусыпимыеВ какой предел мне к вам послать?Кто даст мне власть, сквозь отдалениеХоть взор единый пророня,Теперь узреть вас на мгновение,Узнать, вы помните ль меня?!.»Умолк он; и ответ в долинеПослышался средь пустоты:«Далеких вновь ты хочешь нынеУвидеть, – их увидишь ты!»Взглянул, трепеща поневоле,В объем безлюдной он страны:Ходил лишь ветер в чистом поле,Сиял в пространстве свет луны.И повторил, звуча в пустыне,Тот голос неземной груди:«Далеких вновь ты хочешь нынеУвидеть, – встань же, – и гляди!»Минуты есть, в которых словоНе пропадет, как звук, вдали:Желанья своего слепогоДа убоится ж сын земли!Пришелец встал. Струею мглистой,Долины наполняя дно,Всходил пред ним туман волнистый,Раскинулся как полотно,Покрыл, сливаясь серовато,Весь край широкой пеленой,И как зловещий звон набатаСлова гудели в тьме ночной.«Гляди в туман, из дального пределаЗови душой возлюбленных твоих!Те<х>, чья любовь к тебе не охладела,Ты в той дали светло увидишь их,И тускло – тех, кто мыслью равнодушнойТебя порой припомнят, разлюбя;И будешь ты искать сквозь мрак воздушныйНапрасно всех, забывших про тебя!»И замолчал железный голос.Стоял пришлец в безмолвной мгле,Как бы готов на бой, и волосНа хладном двигался челе.Что вспоминал он в думе странной!Чего боялся в этот миг?Какой он горести нежданнойВозможность мыслию постиг?..И вдруг забилось сердце гордо,И смело вспыхнул взгляд младой;Глубоко, недвижимо, твердоСтал он глядеть в туман седой.И вот, – как призрак сновидений,В дали, сквозь переливный дым,Мелькнули три, четыре тениНеясно, бледно перед ним.И он глядел, – и в грудь вникалоТоски жестокой лезвие;Глядел он в грозное зерцало,И сердце назвало ее –Ее, кому с любовной веройДуша молилася его.Впилися взоры в сумрак серый,Впились, – не встретив ничего!Не раз средь жизненного Мая,В час испытанья, в час одинГлава покрылась удалаяПечальным бременем седин.Но чаще – в полной силе века,В свои цветущие годаСтареет сердце человекаВ одно мгновенье – навсегда!Поник страдалец головою,Слеза застыла, не скатясь;С своей последнею мечтоюПростился он в тот горький час.Поблекло чувство молодоеВ ту ночь; что не изведал он?Иль откровенье роковое,Или безумный сердца сон.…………………..О! смерти в день, в день возрожденьяСогреет ли нам душу вновь,Следы земного искаженьяСотрет ли промысла любовь?Исчезнет ли клеймо страданий,Жестоких опытов печать?Там снова радостных незнанийСвятая есть ли благодать?О, есть ли юность там другаяДля истощенных сердца сил!..Спадает, горестно блистая,Слеза на таинство могил.Июль 1842Гиреево
Донна Инезилья
Он знает то, что я таить должна:Когда вчера, по улицам Мадрита,Суровый брат со мною шел сердито, –Пред пришлецом, мантильею покрыта,Вздохнула я, немой тоски полна.Он знает то, что я таить должна:В ночь лунную, когда из мрака садаЕго ко мне неслася серенада, –От зоркого его не скрылось взгляда,Как шевелился занавес окна.Он знает то, что я таить должна:Когда, в красе богатого убора,Вошел он в цирк, с мечом тореадора, –Он понял луч испуганного взора,И почему сидела я бледна.Он знает то, что я таить должна:Он молча ждет, предвидя день награды,Чтобы любовь расторгла все преграды,Как тайный огнь завешенной лампады,Как сильная, стесненная волна!Июль 1842Гиреево
Б. А. Баратынскому
Случилося, что в край далекийПеренесенный юга сынЦветок увидел одинокий,Цветок отеческих долин.И странник вдруг припомнил снова,Забыв холодную страну,Предела дального, родногоБлагоуханную весну.Припомнил, может, миг летучий,Миг благодетельных отрад,Когда впивал он тот могучий,Тот животворный аромат.Так эти, посланные вами,Сладкоречивые листыЖивили, будто бы вы сами,Мои заснувшие мечты.Последней, мимоходной встречиПрипомнила беседу я:Все вдохновительные речиМинут тех, полных бытия!За мыслей мысль неслась, играя,Слова, катясь, звучали в лад:Как лед с реки от солнца мая,Стекал с души весь светский хлад.Меня вы назвали поэтом,Мой стих небрежный полюбя,И я, согрета вашим светом,Тогда поверила в себя.Но тяжела святая лира!Бессмертным пламенем спален,Надменный дух с высот эфираПадет, безумный Фаэтон!Но вы, кому не изменилаНи прелесть благодатных снов,Ни поэтическая сила,Ни ясность дум, ни стройность слов, –Храните жар богоугодный!Да цепь всех жизненных заботМечты счастливой и свободной,Мечты поэта не скует!В музыке звучного размераИзбыток чувств излейте вновь;То дар, живительный, как вера,Неизъяснимый, как любовь.Июль 1842Гиреево
Н. М. Языкову
Ответ на ответ
Приветствована вновь поэтомБыла я, как в моей весне;И год прошел, – сознаться в этомИ совестно, и грустно мне.Год – и в бессилии ленивомПокоилась душа моя,И на далекий глас отзывомЗдесь не откликнулася я!Год – и уста мои не зналиГармонии созвучных слов,И думы счастья иль печали,Мелькая мимо, не блисталиЗлатою ризою стихов.Кипела чаще даром небаМладая грудь: была пора,Нужней насущного мне хлебаКазалась звучных рифм игра;В те дни прекрасными строфамиНе раз их прославляли вы,Когда явились между намиВпервой, счастливый гость Москвы.Я помню это новоселье,Весь этот дружный, юный круг,Его беспечное веселье,Неограниченный досуг.Как много все свершить хотелиВ благую эту старину!Шел каждый, будто к верной цели,К неосязаемому сну –И разошлись в дали туманной.И полдня наступает жар –И сердца край обетованныйКак легкий разлетелся пар!Идут дорогою заветной;Пускай же путники поройУслышат где-то глас приветный,«Ау» знакомый за горой!Не много вас, одноплеменных,Средь шума алчной суеты,Жрецов коленопреклоненныхПеред кумиром красоты!И первый пал! – и в днях расцветаУж и другой лечь в гроб успел!..Да помнит же поэт поэтаВ час светлых дум и стройных дел!Переносяся в край из края,Чрез горы, бездны, глушь и степь,Да съединит их песнь живая,Как электрическая цепь!1842Гиреево