Светлячок надежды
Шрифт:
– Я обещала маме одну вещь, и должна выполнить обещание, – сказала Мара.
Отец поцеловал ее в макушку.
– Я горжусь тобой. Я тебе уже это говорил?
Она улыбнулась.
– Каждый день с тех пор, как я избавилась от розовых волос и пирсинга.
– Не поэтому.
– Знаю.
Он взял ее за руку и повел к машине, припаркованной рядом с домом.
– Осторожнее на дороге.
Теперь эти слова наполнились для Мары совсем другим смыслом. Кивнув, она села на водительское сиденье и повернула ключ зажигания.
Стоял чудесный летний день. Толпы туристов высаживались с парома на
В Снохомише она свернула с шоссе и выехала на улицу Светлячков.
Остановив машину у дома, Мара помедлила секунду, глядя на серую сумку с эмблемой универмага «Нордстром», лежавшую на сиденье рядом с ней. Наконец взяла сумку и пошла к двери.
Воздух был свежим и чистым; пахло зреющими на солнце яблоками и персиками. Отсюда Мара видела маленький разноцветный огород Дороти – ярко-красные помидоры, зеленые бобы, ряды покрытой листьями брокколи.
Постучать Мара не успела – дверь открылась, и на пороге появилась сама Дороти в цветастой тунике и мешковатых брюках с накладными карманами.
– Мара! Талли тебя ждала! – воскликнула она, обнимая Мару. Эти слова она произносила каждый четверг вот уже почти год. – На этой неделе Талли дважды открывала глаза. Думаю, это добрый знак. Правда?
– Конечно, – напряженным голосом ответила Мара. Несколько месяцев назад, когда это началось, она действительно так считала. В первый раз у нее перехватило дыхание, она тогда сидела у кровати Талли. Она позвала Дороти и ждала, наклонившись вперед и приговаривая: «Давай, Талли, возвращайся…»
Мара подняла серую сумку:
– Я принесла кое-что почитать.
– Отлично! Значит, у меня будет время покопаться в огороде. В этом месяце сорняки совсем одолели. Хочешь лимонад? Домашний.
– Хочу. – Она прошла вслед за Дороти в сверкающий чистотой дом. С потолочных балок свисали пучки сушеной лаванды, наполняя воздух своим терпким ароматом. В кувшинах благоухали розы, на всех горизонтальных поверхностях были расставлены металлические подносы.
Дороти исчезла в кухне и вернулась с запотевшим стаканом лимонада.
– Спасибо.
Они посмотрели друг другу в глаза, потом Мара кивнула и пошла по длинному коридору к комнате Талли. В лучах света из окна голубые стены мерцали и переливались, словно море.
Талли лежала на больничной кровати с приподнятым подголовьем – глаза закрыты, рыжие с проседью волосы вьются вокруг бледного, худого лица. Кремовое одеяло натянуто до самой шеи. Грудь Талли равномерно поднималась и опускалась. Вид у нее был спокойный. У Мары, как всегда, мелькнула мысль, что Талли откроет глаза, широко улыбнется ей и скажет: «Привет».
Мара заставила себя подойти к кровати. В комнате пахло кремом для рук с гарденией, который любила Дороти. На тумбочке лежал потрепанный томик «Анны Карениной» в бумажной обложке – Десмонд уже несколько месяцев читал Талли этот роман.
– Привет, – поздоровалась Мара с крестной. – Я уезжаю в университет в Лос-Анджелесе. Конечно, ты знаешь, я уже несколько месяцев об этом говорю. Забавно, правда? Думаю, мне нужна спокойная обстановка. – Мара заломила руки. Она не за этим сюда пришла. По крайней мере, сегодня.
Много месяцев ее не оставляла надежда на чудо. Теперь пора попрощаться. И еще кое-что.
Сердце громко билось в груди. Мара взяла стул, села, придвинулась к кровати.
– Ведь это из-за меня ты разбилась на машине, да? Потому что я была самой последней дрянью и продала интервью журналу. Объявила всему свету, что ты наркоманка.
Молчание, в которое погрузилась комната, навалилось словно свинец. Доктор Блум – и все остальные тоже – пыталась убедить Мару, что в случившемся с Талли нет ее вины, но все было безуспешно. И во время каждого приезда Мара просила прощения у Талли.
– Мне так хочется, чтобы мы с тобой могли начать все сначала. Я так по тебе скучаю. – Тихий голос Мары дрожал.
Она помолчала немного, вздохнула, подняла с пола серую сумку и достала оттуда свое главное сокровище. Дневник матери.
Дрожащими руками она открыла дневник и увидела надпись, сделанную угловатым, неразборчивым почерком Талли: «История Кейт».
Мара долго смотрела на эти два слова. Неужели она все еще боится прочесть то, что написано на этих страницах? Ведь она должна хотеть узнать, о чем думала мать перед смертью, но сама мысль об этом вызывала у нее панику.
– Я обещала ей, что прочту дневник вместе с тобой, когда буду готова. Я не очень готова, а ты – это не совсем ты, но я уезжаю, а доктор Блум говорит, что пора. Она права. Пора.
Мара опять вздохнула.
– Ну вот, – сказала она и принялась читать вслух.
Паника всегда начинается одинаково. Сначала тяжесть в низу живота, переходящая в тошноту, потом одышка, с которой никак не удается справиться. Но причина моего страха каждый день разная; я никогда не знаю, что может вывести меня из равновесия. Это может быть поцелуй мужа или печаль в его глазах, когда он выпрямляется. Иногда я вижу, что он уже скорбит по мне, скучает – хотя я еще здесь. Но хуже всего молчаливое согласие Мары со всем, что я говорю. Я бы все отдала за наши прежние ссоры, яростные и нескончаемые. И это первое, что я хочу тебе сказать, Мара: наши ссоры – это и есть настоящая жизнь. Ты старалась освободиться от роли моей дочери, но не знала, как быть собой, а я боялась тебя отпустить. Это замкнутый круг любви. Жаль, что я не сразу поняла это. Бабушка сказала мне, что я раньше тебя пойму, что ты сожалеешь об этих годах, и она была права. Я знаю, ты жалеешь о многом, что говорила мне, как я сожалею о своих словах. Но все это не важно. Я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя, и я знаю, что ты тоже меня любишь.
Это просто слова, правда? И тем не менее я хочу, чтобы ты меня услышала. Будь ко мне снисходительна (я много лет ничего не писала), и ты кое-что узнаешь обо мне. Это моя история, впрочем, и твоя тоже. Она началась в 1960 году в маленьком поселке на севере, в дощатом доме на холме над пастбищем. Но счастливой она стала в 1974-м, когда в доме на противоположной стороне улицы поселилась самая крутая девчонка в мире…
Мара забыла обо всем, погрузившись в историю одинокой четырнадцатилетней девочки, над которой смеялись одноклассники и которая искала защиты у любимых героев книг.