Светорада Янтарная
Шрифт:
Стемид обернулся и, словно зная, что это может быть только она, с силой прижал ее к себе. Они прильнули друг к другу, будто ища опоры, и губы их, еще соленые от слез, слились в поцелуе…
…Только потом, когда они оба смогли наконец вздохнуть, все еще поддерживая друг друга, Светорада вымолвила:
– Да пусть хоть Перун с Велесом [132] свалятся с небес – но мы будем вместе!
На ее лице читалась непреклонная решимость. Что это он удумал? Да она теперь ни за что не позволит им так расстаться. И Стема понял это. Глядел на нее
132
Перун и Велес – верховные славянские боги.
– Второй раз в жизни реву так… из– за тебя, Светорада.
Она не спрашивала, когда было в первый раз. Просто ласково гладила его по щекам, по глазам, по этим сильным и таким надежным плечам. Стема стал осторожно целовать ее, коснулся лба, виска, полуприкрытых ресницами глаз. Это была еще не страсть… даже не нежность. Это было новое признание друг друга, соединение двух половинок, встреча. Только потом, через длительное время, когда их сердца стали биться в унисон – стремительно и гулко, – они посмотрели друг на друга уже иначе.
– Жена моя, – прошептал Стема и поцеловал крепко и глубоко.
И словно волна прошла по телу Светорады, тяжелая и легкая одновременно, когда вдруг все поплыло, ноги стали слабеть, и она схватилась за Стему, как за единственного, кто мог удержать ее в этом мире, дать ей радость, упоение. Она жадно и страстно целовала его, задыхаясь в горячечном безумии. А он, подхватив ее, закружил, и они оба расхохотались, словно сбрасывая какие– то оковы и ничего не страшась.
Когда они рухнули на лежанку, Стема смотрел на нее, видел ее взгляд. Она! Это было непостижимо. Он бешено целовал ее откинутые руки, ее волосы, ее полураскрытые уста. Одежды вдруг оказалось так много… Светорада ломала ногти, когда рвала шнуровку его грубой кожаной безрукавки, он путался, не зная, как избавиться от этой длинной пенулы. Но постепенно они справились. Они ведь все могли, когда были вместе!
Поцелуи, прикосновения, сближение… Светорада покорялась с некоей радостной готовностью, почти с нетерпением, а потом вскрикнула от наслаждения и страсти, когда он сильно и мощно вошел в нее. Он ртом заглушал ее крики, крупно дрожал и был напряжен. И они оба замерли на миг, не сводя друг с друга глаз.
– Вот я и дома, – прошептал он у самых ее уст.
– Вот я и не одинока, – ответила она.
Они были вместе, несмотря на годы, расстояния, потери, смерть и по– разному сложившуюся жизнь. И оба устремились друг к другу, качнулись, опять сблизились… медленно, словно вновь обретая свою любовь, словно все перенесенное ими было ниспослано только для этого мига – мига радости единения и возрождения любви.
А потом… Светорада не уловила момент, когда все ускорилось, когда между ласковых слов и поцелуев она полетела за ним неведомо куда. Казалось, небо обрушилось с высот – такой звездопад вдруг засверкал вокруг. Но даже среди этого искрящегося света она уже была не одна.
Спустя какое– то время, когда они лежали рядом, мокрые, усталые и безмятежно счастливые, княжна негромко произнесла:
– Да мы никак на небо попали с тобой, Стемушка!
Помнил ли он когда– то давно сказанную им фразу? Светорада никогда не забывала, как они плавали ночью по озеру Неро, а небо и вода были усеяны бликами светлых звезд. Сколько раз вспоминала она эти слова, даже не мечтая, что повторит их вслух!
Стема помнил. И озеро Неро, и звезды, и ощущение победы своей любви над миром, богами и волей правителей. Он помнил все.
– Когда мне бывало совсем плохо, Светка, я вспоминал все это. И утешал себя мыслью, что самая лучшая девушка в подлунном мире была моей!
– Она и сейчас твоя.
Он зарылся лицом в ее волосы, но тут же приподнялся, взглянул серьезно.
– А кесарь твой? Говорят, он писаный красавец.
– Он сейчас далеко.
– А когда вернется?
Но Светорада уже думала о другом.
– Меня Богородица услышала, – сказала она. – Смотрела, понимала мою тоску и вернула мне тебя.
– Ах да, ваша богиня пресветлая! Да не она меня тебе вернула, а я сам вернулся.
– Да, вернулся бы ты сам, если бы я не переступила через твои слова: «наши жизни разные», «нас доля развела»…
И Светорада весьма ощутимо щелкнула его по лбу.
– Больно же, Светка!
Потом опять спросил:
– Но ты ведь невеста кесаря…
Княжна смотрела на Стему и думала: как ей хоть на миг могло показаться, что она любит кого– то иного, кроме него?
– Кто он мне, Стемушка? И что мне весь Константинополь с его Святой Софией, роскошным Палатием и волей базилевса, когда я с тобой?
Да, она была все той же дерзкой девчонкой, Светорадой Смоленской, которая переступала через все ради свободы и любви.
И Стема едва не застонал, прижимая ее к себе.
– Я так люблю тебя, Светка! Так люблю, что… что… мне и моя «Хищница» не так дорога, как ты!
Она могла считать себя польщенной.
Но в дверь опять постучали. На этот раз Фока.
– Госпожа Ксантия, уже вечереет. Не хватятся ли вас в Палатии?
– Вон поди, Фока! – крикнул ему по– русски Стема. И к Светораде: – Тебя и впрямь могут начать искать?
– Могут, – вздохнула она.
Он задумался. Но взглянул на нее – и вновь принялся целовать. При мысли, что ее заберут у него, что они не могут вот так все бросить и остаться вместе, что придется расстаться, его охватило такое жгучее желание, словно он испытывал вековой голод. И Стемид опять и опять ласкал и целовал свою жену, сам отдавался ее рукам и поцелуям, ибо это было… больше того, о чем он мог мечтать. Светорада же поняла, что он все помнит, не забыл, какие ласки ей милы, на что она охоче отзывается… И когда он довел ее до криков… Если кто и подслушивал под дверью, то уже давно понял, чем занимается тут с неизвестным наемником невеста кесаря. Но Светораде было все равно.
Однако они осознавали, что были не просто мужем и женой, нашедшими друг друга после долгой разлуки. И княжна, и Стемид понимали, что они живут в разных мирах и что им следует опомниться. И когда они обнялись напоследок, когда обменялись долгим прощальным поцелуем… у них, казалось, не было сил разнять руки.
– Когда мы увидимся снова? – спросил Стема тихим голосом.
– Я пришлю тебе весточку сюда. Мой древлянин передаст Фоке этот перстень… как знак.
И она показала ему свой янтарь с мушкой в светящейся глубине.