Светорада Янтарная
Шрифт:
Стема продолжал рассказывать. Поведал, как после содеянного побрел сам не зная куда. Ему ничего не хотелось, он словно потерял путеводную нить в жизни. Он часами ходил по городу, с кем– то дрался, много пил, спал где придется. Взявшие его в хирд варяги, не дождавшись новенького, уплыли, но Стему и это не встревожило, махнул на все рукой. А потом… Когда– то, еще юнцом, он мечтал податься к викингам, изведать, каково это – жить только для славы и воинского подвига. А так как по реке Великой тогда ходило немало их драккаров, Стемид все же заставил себя примкнуть к одной из ватаг северян. Ушел с ними, как и хотел в юности. Даже прославился. Ничего не боялся, кидался в самую гущу схватки, на клинки лез, искал смерти… Думал, что погибнет в сече, а там… там за кромкой, в ином мире, возможно… ждет его Светорада Смоленская.
Но смерть не желала взять
– Викинги тогда называли меня Лодьир, что значит по– нашему Рысь. Говорили, что я такой же бесстрашный, такой же хищный и так же умею неслышно и неожиданно нападать, как этот зверь. Они считали меня славным воином, уважали. Один ярл даже предлагал мне жениться на его дочке. Но она была не ты… Таких, как ты, вообще не было. Ну а тогда, встретив своих из Киева и пообщавшись с ними, я вдруг почувствовал, что тоскую по Руси. Так вдруг захотелось увидеть земляков, услышать нашу речь, поудить рыбу в заводи Днепра на заре. Я был воин, но неожиданно для себя стал мечтать, как славница [128] на выданье. И вот, переговорив со своей ватагой «рысят», как называли моих людей, я сообщил им, что в Гардарике [129] можно получить неплохую плату за службу, и повернул свой драккар на Русь. У меня ведь уже был собственный драккар, слышишь, Светка, – добавил он с невольной гордостью. – И назывался он «Хищница», потому что корабельному мастеру, который сделал его для меня, так и не удалось изобразить на штевне, как я просил, голову рыси. Получилось нечто жуткое, с оскаленной пастью и ушами. Значит, «Хищница»… – Он задумчиво потер кулаком переносицу, словно забыв, что рассказывал, да и взгляд Светорады сбивал его с мысли.
128
Славница – у славян девушка на выданье.
129
Гардарика – страна «градов», так в Скандинавии называли Русь.
После паузы, стараясь не смотреть на нее, Стемид продолжил свой рассказ. Говорил о том, по каким рекам они шли, как прибыли на Русь, как двигались под полосатым парусом по вольной реке Припять через земли дикой дрегвы, [130] как там Стема неожиданно встретился со своим отцом Кудияром.
– Так Кудияр жив? – обрадовалась Светорада.
Стема тоже заулыбался. У Светорады сердце замерло – столько узнаваемой мальчишеской лихости вдруг проступило в белозубой улыбке Стрелка.
130
Дрегва (дреговичи) – древнее славянское племя, обитавшее в землях нынешней Белоруссии.
– Да что ему сделается, старому дубу? Живехонек. Он даже стал верховным волхвом у дрегвы. Он– то первый, Светка моя, и дал понять, что ты не умерла. Сам– то Кудияр не ведун, скорее лекарь и судья главный, мудрость которого почитают все у дреговичей. И вот по его приказу известный среди дреговичей ведун сообщил мне, что нет тебя в мире мертвых. И знаешь, я сразу поверил. Так хотелось поверить!
Светорада качнулась, хотела податься к нему, но осталась сидеть на месте, и Стемид продолжил:
– Как думаешь, что я потом сделал? Я отправился к тому, кто слывет самым могущественным ведуном на Руси, к Олегу Вещему. Так спешил в Киев, что даже мимо Смоленска проплыл, хотя и тянуло туда… Эх, проплыл, короче. Но князя Олега в Киеве не оказалось, на ловах был, невесть где носился с дружиной. Я тогда думал в Вышгород податься, с Ольгой встретиться, но, как сказывали, княгиня в то время никого не принимала. Люди говорили, что в кручине великой Ольга, гибель сына оплакивает. А вот кого я там встретил, так это братьев твоих – Асмунда, который уже не хворый, как ранее, и Ингельда неугомонного. Братцы твои и поведали мне дивное: якобы ты у хазар была царевной, пока муж твой, Овадия бен Муниш, не сложил буйну голову. Но в конце концов ты от него сбежала, встретилась со своими. Ингельд сказывал, будто даже вез тебя на Русь, но потом… Сгинула ты невесть где, пока они со степняками сражались. И с тех пор никто не знал, где искать тебя.
Стема глубоко и протяжно вздохнул.
– Вот так я опять потерял тебя, Светорада. Но не отчаивался, верил: если жива, наши стежки– дорожки обязательно пересекутся, а я буду искать тебя, покуда жив.
Светорада смотрела на него, слушая с замиранием сердца, как это он все гадал да прикидывал, куда судьба могла занести его жену. Степь– то обширна, кого по ней только не носит: и хазары черные, и торки, и берендеи, и печенеги злобные, от которых и поныне стонут окраины Руси. Попадись к кому из этих дикарей русская княжна, что бы с ней сделали? О худшем думать не хотелось. И раз нет ее в мире мертвых, то что бы ни произошло, Стема надеялся отыскать свою жену. Поразмыслив, решил отправиться на самые крупные рынки рабов, куда степняки невольников поставляют. В Корсунь собрался, думал и в Сурож заехать, затем в Саркел [131] хазарский. Но так далеко ехать не пришлось. Ибо, уже прибыв в Корсунь и начав выспрашивать, он вдруг встретился с купцами, которые сперва подивились его расспросам, а потом сказали, что видели девушку, поразившую их сходством с бывшей невестой Игоря Киевского. Правда, сомневались купцы, что это именно та, которую он разыскивает, ибо девушка, обратившая на себя их внимание, – невеста херсонесского стратига Ипатия Малеила, а тот как раз отбыл в далекую Византию.
131
Корсунь – Херсонес Таврический в Крыму; Сурож – современный Судак; Саркел – хазарский город– крепость на Дону.
– Если бы они тогда так долго не гадали да не спорили, а попросту сказали мне, что и как… – Стема мучительно поморщился. – Когда я примчался к пристаням, корабль стратига уже огибал мыс. И я… Там же купив коня, прямо через заставы я погнался следом. Как? Я тогда не думал. Мне горше неволи было вновь потерять тебя. Все надеялся, что если свидимся и если ты увидишь меня… Я и стрелу– то пускал, чтобы привлечь твое внимание, думал, хоть рукой махнешь на прощание или знак какой подашь. Я ведь… Знал я, что ты меня мертвым считаешь, знал, что уже побывала женой хазарина, а теперь вознамерилась византийкой знатной стать. Но я еще на что– то рассчитывал…
– Я не узнала тебя тогда, Стемушка, – тихо произнесла Светорада, опуская голову.
– Я на это надеялся, – чуть кивнул Стема. – Ибо видел, как этот хлыщ ромейский обнял тебя и увел. И подумалось… Может, для тебя все, что со мной связано, осталось в прошлом? Может, разлюбила?..
– Да как тебе такое на ум пришло! – всплеснув руками, вскрикнула Светорада, и яркий отсвет атласа вновь полыхнул огнем.
Стема резко отбросил упавшую на глаза прядь.
– А что мне было думать? Ведь ты всегда любила мужикам головы морочить. А эти трое… И Гуннар, и Овадия, и стратиг Ипатий, они все к тебе сватались, все любили. И всем троим ты досталась. Я же тебя потерял. Так я думал тогда.
– И вот ты здесь, – попыталась улыбнуться княжна, но улыбка вышла вымученной.
– Я прибыл в Царьград уже на следующий год, – просто сказал Стема. И, словно не заметив, как удивленно расширились ее глаза, продолжил: – Но не нашел тебя. Я ведь и не знал, что тут такой… такой муравейник. Где уж было отыскать среди многотысячной толчеи красивую славянку. К тому же я с купцами прибыл, охранял их, договор меня связывал. Пробыл тут до окончания положенного срока, а затем уехал восвояси несолоно хлебавши. Но опять же, не сдавался. И через год снова вернулся.
Светорада смотрела на него во все глаза, но неожиданно вздрогнула, когда в дверь постучали. Показалась кудлатая голова Силы.
– Госпожа, что делать будем? Дорофея– то извелась уже вся.
Стема резко повернулся:
– Слушай, друг, отвлеки эту ромейку, а? Неужто не видишь, что люди встретились после долгой разлуки? Поговорить надо.
И Светорада увидела, как раб Сила, послушный только ей, согласно кивнул и вновь притворил дверь.
А Стема продолжил свой рассказ. У Светорады сжалось сердце, когда он поведал ей, как во время своего второго прибытия в Царьград увидел ее. Большой корабль выходил из гавани Золотого Рога, и на его борту стояла Светорада. Нарядная, величественная, веселая, она обнимала красивого мальчика, улыбалась своему ромею. И выглядела счастливой.