Световой человек в иранском суфизме
Шрифт:
(129) Для более детального ознакомления с доктринами Семнани, см. наш труд ”En Islam iranien...”, t. III, livre IV, ch. IV. Там можно найти ссылки на его сочинения, сохранившиеся в рукописном виде на персидском и арабском языках; здесь эти ссылки не повторяются.
(130) E.Gilson, La philosophie au Moyen Age, Paris, 1947, pp. 424-426.
(131) См. Miguel Asin Palasios, Obras escodigas I (Ibn Masarra y su escuela), Madrid, 1946, pp. 159-160, об Opus majus Роджера Бэкона и методах духовной интерпретации у ишракидов. О науке Перспективы как основной из естественных наук см. Raoul Carton, L’experience phisique chez Roger Bacon, Paris, 1924, pp. 72-73, и L’experience mystique de
l’illumination interieure chez Roger Bacon, Paris, 1924, pp. 124 ss. (о
(132) Фактически слово тафсир обозначает буквальное толкование, опирающееся на канонические исламские науки. И хотя его обычно относят к ”Тафсиру” Семнани, этот труд было бы правильнее называть ”Тавилом” (ta’wil этимологически значит ”обратить”, возвратить что-то к его первоначалу, архетипу). О трёх ступенях герменевтики — tafsir, ta’wil и tafhim — см. ”En Islam iranien”, index, s.v.
(133) Исламская экзегетика считает слово Parakletos христианским искажением слова Periklitos (laudatissimus (”славнейший”) — Ахмад-Мохаммад). Согласно такому прочтению, стихи Евангелия от Иоанна (14:16 и 26; 15:16) возвещают пришествие Печати Пророков. В шиитском гнозисе Параклет (Фараклит) уподобляется XII Имаму (Имаму скрытому и ожидаемому) как обладатель эзотерического смысла Откровений; см. нашу работу ”L’idee du Paraclet en philosophie iranienne”, publie in Face de Dieu et Face de l’homme, Paris, Flammarion, 1982.
(133а) Эта радикальная интерпретация также отмечена глубоким влиянием исламского богословия. Было бы интересно осуществить её сравнительное исследование вкупе с интерпретацией темы # # y an. Павла (Филип. 2, 6 ss), стоившей стольких усилий лютеранской теологии в прошлом веке; см. статью Loofs, Kenosis, in. Herzog, Realencycl. f. prot. Theol. und Kirche, X, pp. 246--263.
(134) Об этих трёх телах человеческого существа: теле изначальном, земном и тленном; теле ”нажитом” или ”приобретённом”; и теле воскресения — см. ”En Islam iranien”, t. III, livre IV, chap. IV.
(135) О наблюдениях, касающихся иконографии см. ”Soufisme d’Ibn’Arabi”, pp. 221 ss et 298; p. 322--326.
(136) См. Louis Massignon, The Origins of the Transformation of Persian Iconography by Islamic Theology: the Sh’a, School of Kufa and its Manichaean Connextions Сin Arthur Uphan Pope, A Survey of Persian art, vol. III, ch. 49, Oxford 1939 (reed. Tokyo, 1964-65, vol. V, pp. 1928-1936 и особенно pp. 1933-1936). Массиньон первым прояснил роль Куфы в происхождении мусульманской живописи и оценил свидетельство Абу Шакара Салими, приводимое нами ниже. Иранский мотив Хварно подсказал нам, однако, иную интерпретацию соотношения этой иконографии с золотым фоном, характерным для иконографии византийской.
(137) См. наше Вступление к ”Жасмину”, pp. 6 и 20.
(138) В таком, например: ”Ученик светового зикра, заступник народа Света, водитель света к Свету”. См. наши
”Пролегомены” к сочинениям Сохраварди (см. выше, прим. 17 и 23) и наш перевод ”Пурпурного Архангела”, XV, 1, pp. 483--484.
(139) Farbenlehre (Kroners Taschenausgabe, Bd. 62: Schriften uber die Natur geordnet und ausgewahlt von Gunther Ipsen, Stuttgart, 1949), Einleitung, p. 176),
(140) Ibid., 1-3: ”Напомним вкратце один из самых простых опытов, который может послужить нам здесь отправной точкой. На лист белой бумаги нужно положить или нарисовать диск определенного цвета, например, синего, а затем пристально вглядеться в него. Вскоре окружность диска начнёт излучать желтовато-красное свечение, яркое, но трудноуловимое (до такой степени, что ему трудно подыскать определение). Этот радужный свет [физиологический цвет — А.К.] как бы старается вырваться за пределы окрашенного диска [напомним здесь технику манихейской живописи — А.К.]. Наконец это ему удаётся, и освободившаяся таким образом ”световая орбита” начинает словно бы витать над листом белой бумаги вокруг цветового диска. Если же этот диск быстро убрать, останется видна только орбита физиологического цвета”.
(141) Ibid., 805: ”Воспринимая цвет, глаз тут же приходит в активное состояние и, сообразно со своей природой, порождает, бессознательно или намеренно, другой цвет, который, вместе с цветом исходным, составляет целокупность цветового круга. Один-единственный цвет посредством специфического ощущения вызывает в глазу стремление к цветовой целокупности”. 806: ”Чтобы осознать эту целокупность и получить возможность самоудовлетворения, глаз ищет рядом с каждым окрашенным пространством пространство неокрашенное, чтобы заполнить его нужным ему цветом”. (см. пример, приведённый выше, в прим. 140). ”Там и обнаруживается фундаментальный закон всей цветовой гармонии, в котором каждый из нас может убедиться лично, ознакомившись с опытами, описанными в том разделе этой книги, который посвящён физиологическим цветом”.
(142) Ibid., 761-762; 763: ”Чтобы должным образом испытать эти определённые и знаменательные впечатления, следует окружить глаз каким-либо одним цветом, находясь, например, в помещении, выкрашенном в одну краску, или глядя сквозь цветное стекло. Тогда представляется возможным отождествить самого себя с этим цветом, приводящим в соответствие с собой и наш глаз, и нашу душу”. Здесь можно вспомнить великую поэму Низами (XII в.) Хафт Пайкар (”Семь красавиц”), где сасанидский царевич Бахрам Тур посещает семь дворцов, каждый из которых соответствует по цвету одной из семи планет; в каждом из этих чертогов его встречает царевна, облачённая в одеяние соответствующего цвета, и рассказывающая ему пространную и поучительную историю. Иллюстрируя собой известное выражение ”Vita coelitus comparanda”, эта поэма служит также одним из распространённейших сюжетов иранской миниатюры.
(143) Ibid., 915-917. Выше, в сноске 85, мы упоминали о значительной работе одного иранского шейха прошлого века, посвящённоё символике (та’вил) красного цвета.
(144) Ibid., 819, заканчивающийся так: ”Математикам известно значение и назначение треугольника; треугольник пользовался большим уважением у мистиков; в треугольнике может быть схематизировано множество вещей; посредством удвоения и наложения треугольников образуется древняя и загадочная фигура гексагона”.