Свидание на пороховой бочке
Шрифт:
Пока я раздумывала, не требует ли от меня сестринский долг забыть о своих проблемах и срочно озаботиться передачей Зямы в заботливые руки психиатров, по песчаной тропке, приближаясь, зашуршали шаги.
Я присела, прячась в кустиках. Зяма же ничуть не встревожился и даже, наоборот, обрадованно воззвал:
— А это, это как тебе?
И он выразительно продекламировал:
Богатства языка родного
Ценю и знаю с давних пор,
Как много вложено в три слова:
Студент, старушка и топор.
Я тихо хрюкнула в ладошку. Причина Зяминого веселья стала понятна: очевидно, братец по русской народной традиции коротал время на горшке за чтением, в отсутствие поблизости газет и книг используя как источник знаний мобильник с выходом в Интернет. И вполне разумно взялся почитать не «Войну и мир», а малые литературные формы — популярный образец сетевой поэзии «стишки-порошки».
— Перестань немедленно! — без тени веселья потребовал знакомый голос, услышать который на отчей даче я совершенно не ожидала.
Интересные дела, а что тут делает наш комдир Горохов?! И почему Зяма, всегда такой утонченный, как ни в чем не бывало сидит без штанов в его присутствии?!
«О нет, только не это!» — застонал мой внутренний голос, выдавая застарелый страх.
Признаться, в глубине любящей сестринской души я всегда боялась, что наш красавчик однажды сменит ориентацию, переметнувшись в ряды ухоженных бородатых Кончит. Хотя Горохов в пузырящихся на коленках «трениках» и старой тельняшке нисколько не похож на гея… Тут я подумала, что не следовало так уж отваживать от братишки мадам на красном «Пежо». Уж лучше она, чем какой-нибудь он!
— Тебе не нравится стишок? — удивился Зяма. — По-моему, это очень смешно.
— Смешно, но перестань трястись! Поаккуратнее с продуктом! — непонятно ответил Горохов, вручая Зяме рулон туалетной бумаги.
Предвидя крайне интимный процесс, я отползла назад, отвернулась и даже заткнула уши. Ничего не вижу, ничего не слышу…
Минуты через две я разлепила ресницы, заглянула в просвет между смородиновыми листьями и обнаружила, что на тропинке уже никого и ничего нет. Зяма с Жорой ушли и горшок унесли.
— Борис Акимович, номер первый есть! Готовьте второй! — донесся с веранды довольный голос Горохова.
Хм, и папуля тут? Не могу сказать, что мое понимание ситуации прояснилось, а любопытство улеглось, зато стало понятно, что залечь на дно в Буркове мне не удастся. У этой троицы тут какое-то затяжное дело — вон, номер второй готовят, а сколько их еще будет у них, этих номеров?
Здравый смысл настоятельно советовал мне потихоньку ретироваться и поискать убежище в другом месте. Но любопытство, погубившее кошку, просто жаждало довести до беды организм покрупнее, и я не смогла сопротивляться желанию выяснить, чем тут занято странное трио «Папа, Зяма и Горохов».
По опыту зная, что любомое Зямино место на даче — гамак под вишнями, я меж буйно цветущих люпинов шустрым ужиком скользнула в садочек. Братец действительно покачивался в сетке, рассматривая облачко в небе. Оглянувшись на дом — там бубнили папуля и Жора, я подобрала с земли сливу и запустила ее в крону дерева, затеняющего Зяму.
Тугая слива с пугающим треском и шорохом проломилась свозь листья, стукнула братца по плечу, отскочила и покатилась по траве. Зяма с некоторым удивлением посмотрел на сливу, потом на дерево, по всем видимым приметам являющееся вишней, потом снова на странную сливу.
— Да, не Ньютон ты, Зямка, не Ньютон! — смекнув, что он не понял сигнала, посетовала я и выглянула из-за дерева.
— Че сразу не Ньютон? — вместо того чтобы удивиться, обиделся братишка.
Говорю же, он слегка туповат.
— На Ньютона яблоко упало, так он сразу закон всемирного тяготения придумал, — напомнила я, подобрав и протерев о рукав чуток помятую сливу. — А ты не понял, что это был знак свыше. Есть что поесть?
Зяма почему-то поморщился и непонятно ответил:
— Да, скоро будет второй номер.
— У тебя тут сколькоразовое питание? — заинтересовалась я, слопав сливу и искательно оглядевшись.
— Это не просто питание, — вздохнул братишка, тревожно покосившись на домик, где оркестровой медью громыхали кастрюли. — Ладно, раз уж ты здесь, то все равно узнаешь, так что я лучше сам расскажу: у вас украли высокохудожественное дерьмо!
Я не сразу поняла, о чем он.
— Те какашки, которые для выставки привезли! — раздраженно пояснил Зяма.
И зачастил — видать, накипело:
— Их из музея сперли, а я-то нес за них моральную ответственность, да и с владельцем галереи, ты же знаешь, художнику отношения портить нельзя, вот ваш Горохов и придумал, что надо воссоздать шедевры заново, и это без меня никак, ведь произведение так и называется «Дерьмо художника», а кто у нас самый известный художник…
— Не продолжай, мне все понятно!
Я моментально постигла суть аферы и улеглась на травку беззвучно поржать.
— Ох, блин, горька твоя судьбина, братец!
— Ну, почему же, не так уж она и горька, — с достоинством возразил Зяма. — Второй номер, например, это роллы из тунца с икрой морского ежа и ледяное шабли.
Я перестала смеяться и шумно сглотнула слюну.
— Голодная? — правильно понял братишка. — Слушай, а ты здесь почему и вот такая?
Он изобразил руками что-то вздыбленное, как оленьи рога, показывая — какая.
— У меня, Зям, своя печальная история, но я тебе ее не расскажу, — вздохнула я. — Не сейчас. Не буду рисковать, ибо ты можешь проболтаться. Запомни: ты вообще меня не видел.