Свидание на пороховой бочке
Шрифт:
— Пустяки, — отмахнулась я, очень постаравшись не обидеться на свинью. — На фото в паспорте видно только лицо, а его мы умело подправим!
Гримерша Зинаида Васильевна по просьбе Макса без вопросов и комментариев выдала мне кроющие линзы черного, как мои мысли, цвета и показала, как рисовать выразительные семито-хамитские очи и соболиные брови вразлет. Блестящую брюнетистую шевелюру мастерица спроворила мне с помощью оттеночного бальзама.
Волосы придется подкрашивать при каждом мытье, но это лучше, чем безвозвратно потерять природный светлый колер.
В костюмерной телестудии мне под расписку Макса выдали мешковатую юбку, пару мужских рубашек, парусиновые тапочки, ситцевую косынку, холщовую сумку с неопознаваемым полустершимся логотипом и очки с простыми стеклами.
Когда я вышла из здания телекомпании, меня не узнала бы родная любящая мама!
— По святым местам скитаетесь, странница? — съязвил на прощанье Смеловский, сопроводив меня на крылечко.
— Зато удобно и нежарко, — отметила я приятный бонус.
В просторной и длинной сатиновой юбке, льняной рубахе навыпуск, в косынке и винтажных тапочках спортсменки-комсомолки-красавицы я бы не испортила групповое фото общины старообрядцев.
— Ну, прощевай, Максимушко, Бог даст — свидимся! — впадая в образ, я отвесила Смеловскому полупоклон и зашагала к вокзалу, ненадолго задержавшись только в попутном салоне сотовой связи.
Красный «Пежо», припаркованный встык с крыльцом телестудии, я обошла, не обратив на приметный автомобиль внимания, и лишь через несколько минут спохватилась: что, как, почему?!
Я обернулась, но увидела только габаритные огни машины, втягивающейся в темную подворотню.
Мне повезло: в купе я ехала одна. Это позволило мне отшлифовать сценический образ. Международного класса рекламщица-пиарщица Леля Смеловская в моем исполнении должна была производить впечатление странноватой творческой личности, не вызывающей желания уж слишком к ней приближаться.
Я немного поэкспериментировала. Расплела тугую косу странницы по святым местам, свернула черные волосы узлом, повязала косынку мягким фунтиком — стала похожа на цыганку.
«Нет, это не то, — прокомментировал мой внутренний голос. — Если ты, конечно, не собираешься вымогать у начальства рекламный бюджет, приговаривая: «Эй, позолоти ручку, яхонтовый!»
Тогда я растрепала свои антрацитовые кудри, стянула их узкой повязкой из сложенной косынки, расстегнула рубашку и связала ее полы узлом на животе.
«Так уже лучше, — отметил внутренний голос, оценив превращение. — Сразу видно внутренне раскованную личность! Хиппуешь, плесень! Чуток экстрима добавить — и будет самое то».
Я сменила юбку на рваные джинсы, прихваченные из дома, и перевязала косынку, соорудив из нее бандану.
«Стильно, модно, молодежно, — похвалил внутренний голос с узнаваемыми интонациями братца Зямы. — Но тебе надо как-то выделиться из малобюджетной массовки». Выделиться — это мы запросто! Я подпоясала дырявые штаны лакированным ремнем от Гуччи и приложила к шее золотую цепочку с бриллиантовым кулоном.
Покачала головой, поискала глазами, вытянула из занавески на окне веревочку, перевесила сверкающую горошину кулона на нее и осталась довольна. Сто пудов, так бриллианты мало кто носит, возможно, я вообще первая и единственная!
Потом я надела очки, покрутилась у зеркала в закрытой двери купе и решила, что выгляжу так, как надо: как некрасивая, странноватая, умная, успешная оригиналка с ощутимым культурным багажом и непредсказуемым поведением. То есть совсем не так, как я выглядела еще позавчера, так что никто в Русляндии меня не узнает!
День пятый. Трудовые будни, лошадиная фамилия и рост конкуренции
По месту новой работы я явилась в десятом часу утра.
Охранник на служебном входе не проявил к моей персоне избыточного интереса, и я направилась прямиком в офисный терем, с трудом удержавшись, чтобы не послать воздушный поцелуй камере наблюдения у турникетов.
Как я и думала, в образе Лельки Смеловской Индия Кузнецова, она же Мария Сарахова, оказалась неузнаваема. В коридоре офис-терема было приятно прохладно и пусто, но за закрытыми дверями гудели голоса, кофеварки и принтеры. Я огляделась: куда мне?
На этот раз администрация парка решила не оставлять вольнонаемную пиарщицу-рекламщицу без присмотра, вероятно, опасаясь, что она тоже захочет кого-нибудь убить. Правильно, от любви до ненависти один шаг! Я сколько раз замечала: чем больше заботишься о целевой аудитории в целом с безопасной дистанции, тем сильнее хочется пристукнуть отдельных ее представителей при личной встрече!
Пока я искательно озиралась в поисках общего стойла коллег, мимо меня гибридной балетно-моряцкой походкой — размеренно покачиваясь и красиво выворачивая стопы наружу — прошел бородатый юноша в красном дождевике с логотипом парка. Он был похож на танцора-расстригу, в порыве протеста подавшегося в геологи. На сгибе локтя геолог-балерун, как корзинку, нес мотоциклетный шлем, содержимое которого таинственно укрывал носовой платок.
«Это или сисадмин, или рекламщик!» — уверенно диагностировал мой внутренний голос.
Я мысленно согласилась с ним: мы видели личность творческую. Бухгалтерам и юристам столь лихой и придурковатый вид при исполнении, как правило, не свойствен. Хотя в приватной жизни я знавала и финансистов-байкеров, например.
Конспиративно приобняв раскидистое лимонное дерево в кадке, я немного постояла в тихом закутке. В прошлый раз мне не удалось познакомиться с коллективом, и я хотела заранее морально подготовиться к контакту. Что ж, похоже было, что в офисе Русляндии работают вполне обыкновенные люди, имеющие привычку слегка опаздывать на работу и начинать новый день в конторе с чашечки кофе и необременительного трепа с сокамерниками.
Я увидела и пяток хорошеньких нарядных девушек с блеском в умело нарисованных очах, и пару строгих теток с бульдожьими щеками и взглядами, и мужиков с пивными животами и лицами государственной важности. Все как у всех! Некоторое разнообразие типичному офисному ландшафту придавали граждане, томящиеся у некоторых кабинетов. Как правило, это были молодые симпатичные девушки и юноши. Они подпирали спинами стены в коридоре с видом глубоко разочаровавшихся в жизни и профессии уличных путан и отличались от них исключительно наличием бумаг в уныло опущенных руках.