Свидание с привкусом разлуки
Шрифт:
– Надо представлять, какой взрыв вызовет появление этой бумаги в ходе процесса. К тому же есть живые свидетельства подписания пакта о ненападении… Их тоже могут выставить на процессе. И еще. Американцы и англичане располагают фотокопиями всех существующих оригиналов документов Министерства иностранных дел Германии. Могут обратиться туда и получить официальное подтверждение. Так что стоит только начать.
Вышинский похлопал ладонями по столу и сказал:
– Все ясно! Так как вступительная речь Главного обвинителя, которую я с поправками послал в Кремль, еще не вернулась, и в виду тех обстоятельств, о которых мы только что услышали, нам следует отложить
Руденко покачал головой.
– Американцы не согласятся.
– Что значит – не согласятся? Товарищ Руденко, если вы не понимаете, сколь серьезна ситуация и не в силах ничего сделать, мы можем найти другого Главного обвинителя!
Руденко только пожал плечами.
– А пока… Надо изучить материалы, ситуацию. Надо выиграть время, подготовиться. И прежде всего – составить и утвердить перечень вопросов, которые являются недопустимыми для обсуждения на процессе. Надо договориться с другими Главными обвинителями о том, чтобы в ходе суда ни в коем случае не касаться ряда вопросов. Не потому, что мы их боимся, а потому что недопустимо, чтобы СССР, США, Англия, Франция и другие Объединенные нации стали объектом критики со стороны подсудимых. Со стороны этих злостных преступников и их адвокатов! Мир не должен забывать, что мы имеем дело с главными военными преступниками, которым нет прощения.
Они уже признаны виновными. Об этом было объявлено правительствами стран-победителей… Товарищ Руденко, насколько это реально сделать – задержать начало процесса?
– Мы предпримем все возможное, – осторожно сказал Руденко.
Вышинский опять стал наливаться злобой.
– Попытаемся, – вмешался Филин. Он знал, что спорить сейчас с Вышинским бесполезно. – А там будет видно, что можно, а что нельзя предпринять. – Кстати, Главный судья лорд Лоренс недавно прямо заявил буквально следующее: «Мы здесь не для того, чтобы выяснять, допускали или нет другие страны нарушения международного права, совершали ли они военные преступления… Мы здесь для того, чтобы разобраться по этим пунктам с уже имеющимися здесь и присутствующими подсудимыми!» Это его слова. Дословно.
– Ну, молодец, товарищ лорд! – вдруг рассмеялся Вышинский. – Наш человек. Вот этого направления и держитесь там, товарищ Руденко! Торгуйтесь, убеждайте, доказывайте… Но процесс должен идти согласно нашему сценарию. А если мы подсунем адвокатам какие-нибудь документы? У нас что – нечего предъявить союзникам?
– Американцы очень не хотели бы, чтобы обсуждалась их роль в вооружении гитлеровской Германии, – увел разговор в сторону от Руденко Филин. – Потому, кстати, они так не хотели видеть среди подсудимых германских промышленников и финансистов, которые могли много чего рассказать на сей счет. Англичане не хотят, чтобы обсуждались их бессмысленные с военной точки зрения бомбардировки немецких городов и «неограниченная война» на море, когда они топили и добивали из пулеметов пассажирские суда под флагом Красного Креста… Только на «Кап Арконе», стоявшей, кстати, на якоре, погибло сразу больше семи тысяч человек беженцев и бывших заключенных концлагерей… Их тела выбрасывало море на берег все лето… Есть что сказать и о жестокостях французов.
– Ну, разумеется, им не очень хочется, чтобы мир узнал, как именно они воевали с фашистами, – скривился Вышинский. – Так что не чувствуйте там себя мальчиком для битья, товарищ Руденко. За вами Советский Союз. Не забывайте об этом ни на секунду.
– Я только боюсь, товарищ Вышинский, что американский обвинитель Джексон не захочет откладывать начало процесса, – осторожно стоял на своем Руденко. – Он рвется в бой.
– Он бы так рвался в бой, когда речь шла об открытии второго фронта. Сколько они с ним тянули? Годы! Ничего – потерпит. А вы, товарищ Руденко, останетесь пока в Москве. Мы объявим, что вы больны. А ваш заместитель в Нюрнберге пусть добивается отсрочки начала. И пусть попробуют начать без нас!.. Все на сегодня?
Голову поднял грузный генерал Кобулов, заместитель наркома внутренних дел:
– Тут вот какое дело. Наши люди, которые сейчас находятся в Нюрнберге, сообщают о вызывающем поведении обвиняемых на допросах… Геринг, Йодль, Кейтель и другие держат себя при допросах агрессивно. В их ответах часто слышатся антисоветские выпады, а наш следователь Александров слабо парирует их вылазки.
– Попробовали бы они у меня на допросе совершить вылазку! – дернул щекой Вышинский. – Товарищ Руденко, доведите до сведения наших следователей, что они должны, где это надо, срезать обвиняемого. Решительно пресекать антисоветские выпады. В самой жесткой форме, самым решительным образом. Если этот следователь… Александров не может вести допросы, давайте его отзовем. Пусть он жуликов или карманников допрашивает, если Геринга боится!
Филин прокашлялся.
– Разрешите…
– Что еще? – недовольно поморщился Вышинский. – Тут все очевидно.
– Я хотел бы внести некоторую ясность, – мягко, но настойчиво сказал Филин. – Эту информацию из Нюрнберга прислал полковник Косачев из специальной бригады Главного управления контрразведки «СМЕРШ»…
– А вы откуда знаете! – грубо перебив его, взвился Кобулов. – Вы что, следите за нашими людьми?
– Нет, мы за вашими людьми не следим, просто полковник Косачев в пьяном виде сам рассказывал, что написал на Александрова донесение в Москву, после которого ему одна дорога – на Колыму…
– А чем ему этот Александров не угодил? – заинтересовался Вышинский.
– Дело в том, что полковник Косачев сожительствует с молодой переводчицей. Об этом знает вся советская делегация. Александров пытался поговорить с полковником…
– Еще нам не хватало на Комиссии Политбюро разбираться, кто с кем сожительствует? – перебил его Кобулов.
– Дело не в этом, – невозмутимо сказал Филин. – Дело в том, что следователь Александров написал в Комиссию объяснительную записку после угроз полковника Косачева. И попросил меня довести ее до сведения Комиссии.
– Да? – заинтересовался Вышинский. – И что же он там пишет?
– Разрешите зачитать?
Филин снова прокашлялся и ровным голосом прочитал:
– «В связи с поступившими сведениями о том, что будто бы во время производившихся мною в Нюрнберге допросов обвиняемых по делу о главных военных преступниках с их стороны были сделаны выпады против СССР и лично против меня, докладываю следующее. Первое. На допросах, кроме меня, присутствовали полковник юстиции Розенблит и, как правило, полковник юстиции Покровский, эксперт-переводчик Ребров.
Второе. Никаких выпадов против СССР и лично против меня ни со стороны допрошенных обвиняемых, ни со стороны допрошенных свидетелей сделано не было. Третье. Случай, будто бы имевший место со мной, в действительности произошел в моем присутствии во время допроса 18 октября сего года с американским подполковником Хинкелем обвиняемого Ганса Франка. По окончании допроса Франк действительно обозвал Хинкеля «свиньей». На этом допросе я присутствовал в качестве наблюдателя. Я лично приступил к допросам позже.