Свидания плюс ненависть равно любовь
Шрифт:
— Наверное, да, — отвечаю я и оглядываю дом в поисках номера, гадая, как такое могло выйти, что я ошибся и приехал не туда. — Я Картер. Джона тут?
По лицу парня понятно, что до него дошло.
— Ты его брат! Мужик, вы оба так похожи!
Поправив очки, я прячу раздражение.
— Так он дома?
Он оглядывается через плечо.
— Кажется, он в патио, — отвечает он и жестом зовет меня войти в дом.
Внутри обилие белого: белые полы, стены и лестницы. Но еще больше пустого пространства. Мебели почти
— Я вроде бы не расслышал твое имя, — говорю я, следуя за незнакомцем в огромную гостиную — по площади равную моей сегодняшней и предыдущей квартиры вместе взятым, плюс большей части дома Майкла Кристофера. Через кухню мы идем к задней двери. Пиццно-шортовый парень примерно моего возраста, с вьющимися темными волосами и улыбочкой, которую меня так и тянет стереть рукой. Я бы сказал, что днем он «актер», а по вечерам подает напитки.
Или вообще… альфонс.
Стоя сейчас рядом с незнакомцем в пугающе пустом доме Джоны, я понимаю, что совершенно не знаю собственного брата.
— Я Ник, — остановившись у задней двери, говорит парень. — А Джона вон там.
И да, точно, вон он, сидит в шезлонге в джинсах и кожаной куртке рядом с громадным бассейном.
— Спасибо, — благодарю его я и выхожу на улицу.
Вид просто захватывает дух, и я прекрасно понимаю, почему Джона купил этот дом. Он расположен достаточно высоко, чтобы горизонт простирался до самого океана — будто от одного конца земли до другого. Вокруг растут высокие пальмы, и повсюду невероятно много свободного пространства.
Но даже когда вижу своего потерянного братца, ощущение, словно что-то не так, только нарастает. Бассейн будто наполнен мертвой водой, на поверхности плавают листья, а горшки для цветов пустуют. Патио знавало и лучшие свои времена.
— Привет, — говорю я, когда Джона по-прежнему меня не замечает. — Ты ведь знаешь, да, что на улице не меньше двадцати градусов?
Повернувшись, он смотрит на меня через солнцезащитные очки.
— Что ты тут делаешь?
— Меня мама прислала. Сказала, ты не отвечаешь на ее звонки.
Джона снова смотрит перед собой.
— Да. Я не знаю, где мой телефон.
Я сажусь на соседний шезлонг.
— А разве он тебе не нужен? Ну, там, не знаю… по работе?
Взяв со стеклянного столика бутылку пива, он делает большой глоток. А ведь на часах еще нет и одиннадцати. Я решаю попробовать зайти с другой стороны.
— Кто там был? — спрашиваю я. — В доме.
— Ник, — отвечает Джона и делает еще один глоток.
— Я уже знаю, как его зовут. Я про то, что он тут делает. Он здесь живет?
— Ага.
Я подаюсь вперед и облокачиваюсь локтями на бедра.
— Он… бойфренд?
— Чей бойфренд? — щурясь от солнца, переспрашивает он.
— Ну… твой.
Джона поворачивается ко мне всем телом и смотрит на меня поверх очков.
— Чувак, мне плевать, с кем ты спишь, — пожав плечами, продолжаю я. — Хотя такие темы мы все равно не особо обсуждаем. Но ты однажды отрезал резинку от моих трусов, когда я выпил твой апельсиновый сок. Выбросил всю мою одежду, когда я передержал ее в сушилке. И был готов убивать, в случае если кто-то ходил дома в обуви. О чем еще я мог подумать, увидев, что у тебя дома живет мужик? С тобой ведь жить — проще застрелиться. Поэтому это самая очевидная версия.
Он снова откидывается на спинку шезлонга.
— Люди меняются, знаешь ли. Со мной не так уж тяжело жить.
— Разве что совсем немного. Люди могут быть временно чему-то подвержены, но кардинально изменить свою натуру не могут.
— Ты так говоришь, будто моя натура — быть мудаком.
Я беру паузу на раздумья.
— Вообще-то, да.
Он смеется.
— А ты придурок.
— Так зачем тебе понадобился сосед? — спрашиваю я, но, оглядевшись по сторонам, начинаю понимать. — Все в порядке?
— Это что сейчас? Разговор старшего брата с младшим? — интересуется Джона.
— Я, конечно, заработал бы за это пару очков у мамы. Она сейчас, наверное, рассказывает соседям, что раз ты не берешь трубку, то тебя продали в бордель. Ты дашь ей знать, что жив-здоров?
В ответ он лишь пожимает плечами, а я зажимаю руки между коленями, чтобы не надавать ему по башке.
— У тебя какие-то проблемы? Просто раз ты купил особняк в Малибу, то проблема явно не в деньгах, так?
— Ты хотя бы представляешь, сколько стоит жить здесь?
— Я с трудом плачу за квартиру, так что да, — я развожу руками, — такой размах не по мне.
— Прямо сейчас я, наверное, не смогу себе позволить и твою квартиру, — сняв очки, он кладет их на столик. — Чувак, быть мной пиздец как дорого. Я живу здесь, приглашаю народ на вечеринки, знакомлюсь с правильными людьми и ношу правильную одежду. Все это мне не совсем по карману, но расходы покрывало очередное фото на обложку какого-нибудь очередного журнала. Было норм, потому что это всегда означало много работы.
— «Означало»?
Откинув голову на шезлонг, Джона делает усталый вдох.
— Я фотографировал для одного дизайнера — из мира высокой моды — но он был недоволен. Ну, то есть я нормально отношусь к тому, что кому-то не нравятся мои работы; это же искусство и оно открыто для интерпретаций. Но в этот раз… кажется, я потерял хладнокровие. Назначили еще одну съемку, но я не смог добиться правильного света. Поэтому кое-что подправил, только тени, но снимок обошел все сайты сплетен, на которых теперь обсуждают, что я подделываю фото, фотошоплю моделей и вообще — хреново работаю. Модные блогеры разнесли меня вместе со снимком в пух и прах, и… Давай остановимся на том, что дела идут не очень.