Свидетельство
Шрифт:
Помолчав еще немного, солдат объяснил цель своего прихода:
— Вот, барышня, я было попросить вас хотел… Залатал я на себе все дыры. Даже подметки подбил, а вот грязь… Ведь тут человеку и помыться негде. Хотелось бы исподнее с себя помыть, портянки опять же… Да ладно, не буду уж вам тут мешаться, — и, махнув рукой, словно сожалея, что пришел, направился к выходу.
— Постойте! — схватила солдата за рукав Магда. — Есть у нас вода. А для себя мы еще согреем.
Солдат сначала выстирал исподнее, затем, натянув обмундирование
— Вы не осерчаете, что я тут вам глаза мозолю? — застенчиво поглядывая на Магду, все спрашивал он.
Тем временем Ласло с дядей Мартоном выцарапали из-под развалин дома отличнейший кусок конины. Дядя Мартон сначала ножом отделил мясо, затем раздробил и мослы. Женщины собрались вокруг мяса, нюхали, ахали, приговаривали: «Вот это да!»
Только сейчас Ласло заметил все еще сидевшего в комнате солдата.
— У нас гость?
— Сейчас ухожу уже. Вот бельишко подсохнет, я и подамся.
— Куда? — не поняв, переспросил Ласло.
Солдат сперва промолчал, а затем, мрачно и решительно взглянув прямо перед собой, тихо признался:
— Домой.
— Как? — удивился Ласло. — Разве вы не с теми солдатами, что у наших ворот стоят?
— Был с ними, — подтвердил солдат. — И телеги были наши и лошади. Лошадей побило, телеги — начальство говорит: «На что они теперь?» Раз так, пойду и я до дому.
— Куда же вы пойдете? Разве вы здесь живете, в Будапеште?
— Да нет, Шомодьской области мы. Село Игаль, — может, слыхали?
Ласло никак не мог уловить смысла слов солдата и решил просто предложить ему поужинать со всеми вместе:
— Хорошего супу тарелочку съесть, надеюсь, не откажетесь?
— Спасибо, — согласился солдат. — И правду сказать… дорога-то дальняя.
Теперь уже Ласло удивился по-настоящему:
— А как же вы до Игаля-то добраться думаете?
Но солдат вместо ответа принялся вдруг объяснять, почему он так решил:
— Русские там. Я ведь земляка своего тут повстречал. Говорит, пришли уже русские. Он точно знает: в денщиках у офицера служит. А ему опять же его капитан самолично сказывал…
Пока солдат сидел, упершись взором себе под ноги и ссутулив спину, Ласло хорошо разглядел его задумчивое, озабоченное, густо иссеченное морщинами лицо.
— А вы, папаша, не молодой уже, — заметил он. — Из призывного-то возраста, должно быть, вышли?
— И вышел и, вишь вот, — не вышел. Я ведь раньше-то никогда не служил в солдатах. Даже в первую мировую. А тут забрали, да в самом конце лета, после молотьбы… Говорят: ездовым сгодится… Посадили в вагон, повезли в Карпаты… Да только до Дебрецена и довезли… А оттуда нас как погнали, как погнали!.. Ну да не в этом беда. Нас гонят — а нам-то до своей деревни ближе.
Дядя Мартон стоял возле кухонной плиты и молча слушал.
— А вы знаете, что русские в кольцо взяли город-то? — спросил он наконец своим певучим палоцским говором. — И фронт теперь со всех сторон.
Его палец нарисовал в воздухе окружность.
— Понимаю, конечно. Чего же тут не понять?
— Ну и как же вы рассчитываете через фронт пробраться?
— Семья у меня, детишки… — сказал вдруг солдат. — Девять душ было бы, да, вишь ты, только четверо выжили. Двое совсем еще маленьких. Малец и девчонка. Вот такая, — взглянув на Кати, показал он. — Ну и жена. Раньше я все надёжился на рождество к ним попасть. Чтобы вместе, значит… Ну, пока Игаль по эту сторону фронта был, ладно… А теперь раз уж Игаль у них, значит, и мое место там.
— Но как же вы собираетесь пройти через две линии фронта? Вы понимаете? Две! Человек — не птица, на крыльях не перелетишь.
— Пройду я. Там мое место. Где жена и детишки.
Его рубаха и порты высохли, стало жестким хрустящее, грубое, серовато-грязного цвета солдатское белье. Старик солдат пошел в ванную, повозился там немного, переоделся и вернулся назад.
Потом ужинали, солдат хлебал суп с благоговением человека, для которого пища — тело господне. Крепкий, ароматный бульон придал вкус даже сушеным овощам. Каждому досталось и по большому куску мяса.
— А ведь она вкусная! — воскликнула старушка профессорша, и все вдруг поняли, что едят конину. Мартон Андришко поглядывал на Магду, Ласло давился смехом. И только старый солдат ел истово, с серьезным видом, почтительно держа на коленях глубокую тарелку, полную супа.
— Послушайте, папаша! — продолжал убеждать его Ласло. — Через неделю-две вообще все это закончится. И можете тогда преспокойно отправляться к себе в Игаль. Никто вас больше и держать не станет. А так ведь если не наши, то немцы или русские подстрелят. Русский дозор — он же не знает, что вы к нему с мирным намерением идете. Подумайте о семье, не делайте этого.
Складной нож, которым солдат резал свой кусок мяса в тарелке, остановился, замер в его руке. Он сидел, перестав жевать, и только голова его покачивалась.
— Нет, нужно! — промолвил наконец он. — Какое сегодня число будет?
— Тридцать первое.
— Новый год, — вздохнул солдат. — Уже давно мог бы дома быть… Сто шестьдесят километров, — продолжал он, словно самому себе. — Поделю на четыре раза. Выходит, четвертого уже дома буду. А может, где на попутную телегу подсяду. Тогда еще раньше успею… Новый год! — печально покрутил головой солдат. — А мог бы ведь уже дома быть, со своими. Игаль-то давно по ту сторону, только мы этого не знали. А он уже на рождество!..