Свиток Хевреха
Шрифт:
— Вы рискуете переиграть, Давпер, — с недовольством заметил магистр. — Можете сделать Ланерию неуютным местом для нас. Мэги пусть сидит в тюрьме до вашего удачного возвращения с Карбоса. Там видно будет. Если дойдет до торга с Варольдом, то ее жизнь будет стоить побольше, чем каких-то семь сотен. Я сам выплачу их вам, если это так важно.
— Не смею вмешиваться, но мне кажется, что вы вдвоем уже малость переиграли, — отложив нож, капитан Морас расстегнул тугой воротник и притянул тарелку с печеной рыбой. — Ланерийский суд непредсказуем, впрочем, как и гилен Корин. Сколько вам труда стало, получить «Гедон» и уладить
— Уже ясно, кэп. «Гедон» мой — это дело двух ближайших дней. С Красмом можно иметь отношения, хотя… куда приятнее иметь их с его очаровательной женой, — Давпер рассмеялся, потряхивая куцей бородкой, и повернулся к «Гедону», стоявшему на рейде в полулиге. Мощные обводы когга, блестящая бронзой броня по бортам, вызывали восхищение, как и катапульта, равной по силе которой не было во всем королевском флоте Рохеса.
— Вам повезло, что на судилище Архора сложилось так, — ответил Морас, терзая пальцами рыбью тушку. — А обвинения в сторону госпожи Пэй достаточно серьезны. Если бы вы только требовали возмещения за ущерб. Но вы еще обвиняете ее в намеренном сожжении имущества Ордена и многом другом. Суд, несомненно, приговорит ее к смерти.
— Капитан, я всегда думаю, прежде чем сказать что-то, — неохотно магистр тоже склонился над тарелкой. — О якобы сожженных магических атрибутах Ордена было необходимо сказать. Я поверну это дело так, что в нем окажется замешан Варольд. Ведь Астра его дочь. Учитывая некоторые события в Олмии, недобрые чувства господина Варольда к нашему Ордену, получается ясная для судебного разбирательства картина. Чем не способ потребовать конфискации имущества старика, проучить его и забрать, наконец, свиток Хевреха?
— Ах, вот вы как хотите выкрутить! Магистр, вы большой хитрец, — приподнявшись, Давпер разлил разбавленное вино по серебреным чашам и торопливо отпил глоток. — Мы ведь не так договаривались. Карта Варольда это ваша забота. Мы можем содействовать только в меру сил. А госпожа Пэй наша, вернее моя добыча. Она моя большая должница, и у меня нет желания делать ею ставку в вашей личной игре.
— Вы меня не поняли, Хивс. Скорее всего, такое не потребуется, — недовольно ответил Канахор. — Суды в Иальсе — дело хлопотное, неверное. И Варольда не так легко в чем-нибудь обвинить. Пока я намерен поступить проще — сообщить ему о беде, постигшей его дочь, и предложить свою помощь. Конечно, старик все это перепроверит, поэтому мэги должна быть в тюрьме и положение ее должно быть самым бедственным.
— Бросьте, магистр, Варольд ничего не проверит. Ему подтвердят все, что нужно, даже если Астра будет сидеть в трюме на моем корабле или по какой беде ее вообще не будет в живых. А еще с утра меня волнует Бернат. Шетов сын! — запрокинув голову, Давпер глотнул из чаши. — Капитан, ваши люди старательно его ищут?
Морас молча кивнул.
— Шетов сын! — повторил Хивс. — Сколько у нас бочек с его порошком? Всего четыре? Этого слишком мало! А нам следует поторопиться! Очень поторопиться, иначе придется забыть о Карбосе на шесть месяцев!
— Еще двадцать три дня, господин Хивс. До Карбоса мы дойдем за три-четыре. Пусть еще пять, ну, шесть дней, чтобы осмотреться, войти в доверие к жрецам, — наблюдая за возней на пристани, рассудил капитан. — Когда вы собираетесь передать мне «Наг» и подписать документы?
— Только
* * *
Усевшись на солому, Астра бессмысленно смотрела на камни — огромные темные глыбы базальта, слагавшие стены тюремной камеры, холодные и грубые, как самая низкая ложь. Тонкая ткань эфира, прежде всегда окружавшая мэги, дававшая силы и верное волшебное тепло, расползлась клочьями, растворилась в сладком яде зелья Хеф, на смену, будто серый саван, упало одиночество и пустота, через холод которой еще длились, цеплялись неровные, больные мысли.
Ренайт Трим, конечно же, не поверил ей, ведь хор ее откровенных и неожиданных врагов вещал так убедительно. Если у него и оставались малые сомнения на ее счет, то Давпер и высокий магистр Алой Звезды быстро развеют их. Теперь олен станет думать о ней, как о расчетливой лживой дряни, он не встретится в порту с Голафом, и Голаф больше не увидит ее никогда. От этих мыслей она вонзила ногти ниже голых коленей и тихо застонала.
Вокруг были только камни, грубые тяжелые глыбы, поднимавшиеся до высокого свода справа, слева, спереди, сзади. Трещины на них будто сплетались в знаки чужих, непонятных слов, и между ними были бурые потеки крови. Маленькое окошко с синей каплей неба закрывали толстые ржавые прутья.
Астра не знала, сколько прошло времени: час, два или уже близился вечер. В голове, словно шорох хищных крыльев, то появлялись, то исчезали слова магистра Канахора: «Арсия была такой же… Тебе многое перешло в наследство. И от Варольда тоже. И от Изольды… Дай сюда мое кольцо… Кольцо-свидетель, как я наказал твою мать…». Что? Что он хотел этим сказать? Будто та исчезнувшая женщина, о которой много и с нежностью рассказывал Варольд, ее мать? Будто сам магистр Кроун ее отец? Но этого не могло быть! Разве бы милый, сентиментальный старичок Варольд стал утаивать тайну ее рождения?! Но кто тогда ее мать? Кто отец? Зачем лживому магистру Алой Звезды потребовалось говорить такие слова в миг, когда она, поверженная, беспомощная лежала перед ним на палубе? Отчего в них было столько гнева, столько ненависти к ней и людям, которые ей по-настоящему дороги? И при чем здесь бесполезное бронзовое колечко, которое она помнила с детства?! Мысли ползли откуда-то, извивались ядовито, и снова в голове звучали, похожие на шорох слова Канахора Хаерима.
На лестнице, огибавшей башню, послышались шаги, следом жалобно, противно заскрипел засов.
Вошедший тюремщик смотрел на нее с минуту, наклонив голову и звеня ключами.
— Как звать, — спросил он, тронув мэги за плечо.
— Астра, — она встала, прижавшись спиной к стене.
— Ишь как, — он улыбнулся, ковырнул слежавшуюся соломенную подстилку. — Говорят опасная ты. Ведьма. Но мне это без разницы. Я здесь кое-что значу. Поняла?
Астра, не поднимая глаз, кивнула.
— Если ласковой будешь, и тебе здесь хорошо будет. Уж лучше, чем тем, что внизу или, храни Эта, в южной башне.