Свобода уйти, свобода остаться
Шрифт:
Подмигиваю:
— Потому что сам люблю иногда поиграть в игры.
Вижу в светлых глазах полное понимание и согласие. А вот папочка «чуда» пока не успокоен окончательно, о чём и заявляет:
— Dan Ра-Гро, не смею просить вас о большем, но...
— Вам нужно быть откровеннее друг с другом. И постараться понять, что у каждого из вас есть свои предпочтения. В любом деле. Вы ведь не спрашивали, готов сын принять уготованную ему судьбу, верно? Не спрашивали. И что? Получили отпор. Так зачем огорчаться и удивляться? Лучше сесть за
Ликкер помолчал, взирая на меня с ещё более странным просветлением в глазах, потом благодарно кивнул:
— Грех пропускать мимо ушей мудрый совет... Вы, dan Ра-Гро, сын своего отца, и это значит, что город в надёжных руках.
Невольно подаюсь вперёд:
— Вы близко его знали?
— Не слишком: кто он и кто я... Но как-то раз мне удалось остаться в живых только благодаря его вмешательству. Именно тогда я и понял, как опасны повредившиеся умом.
— Отец спас вас от безумца?
— Да. И сделал это, зная, кого спасает.
— Разве важно, кого защищать?
«Возчик» помрачнел, вспоминая:
— Для него не было разницы. Для его охраны — была. Они в один голос просили позволить безумцу завершить начатое. Мол, станет на свете меньше мерзавцем, да ещё чужими руками, и всем будет хорошо.
— Отец не стал их слушать, да?
— О нет, выслушал. Внимательно. А потом сказал: «Пусть «городские» заботятся о преступниках и честных людях. Моё дело, чтобы жили и те, и другие».
Да, па мог так сказать. Холодно и спокойно, чеканя каждое слово. Или наоборот, мягко, ласково, обволакивая голосом, как плащом. Неважно, каким тоном были произнесены эти слова: они шли из самого сердца. И я многое отдал бы, чтобы услышать их в тот миг и в той ситуации... И хотел бы посмотреть на вытянувшиеся лица телохранителей, конечно же!
А Ликкер вздохнул, заканчивая свою речь:
— Тогда я и пообещал самому себе, что сделаю всё возможное, но не доставлю Стражу большего труда, чем уже назначенный ему от рождения.
— Вы хороший человек, вот и всё, что могу сказать.
— Я трусливый человек, dan Ра-Гро. И молюсь всем богам, чтобы мой сын не столкнулся с кем-то из безумцев!
— Я смогу себя защитить, — возразил Ювис и обратился ко мне: — Они ведь опасны лишь тем, что прячут своё безумие, верно?
— Верно, но не совсем. Теперь уже не совсем.
Беловолосый подобрался в кресле:
— Что вы хотите сказать?
— Девочка, которая попала в Антрею вашими стараниями, много опаснее, чем прочие, подвергшиеся «водяному безумию», потому что... Дарит его другим.
— Что?! Но ведь это...
— Невозможно? Отнюдь, и я недавно в этом убедился. Правда, это «безумие» быстро проходит, но и оно способно натворить бед. Больших бед.
— И как оно...
— Возникает? При встрече. От нескольких слов, порывом ветра перенесённых с её губ к вам.
Ювис мотнул головой, и шелковистые пряди взметнулись настоящими крыльями:
— Не понимаю.
— Что ж... Попробую показать. Вы не против?
— На... мне?
Парень испугался? Тем лучше. Для меня и моих первых опытов в управлении свободным сознанием.
— Предлагаете папочку? Я бы с радостью, да только что проку в старом, дряхлом от прожитых лет и пережитых страданий теле? Ведь безумие предпочитает селиться в телах спелых и сочных, как созревший, но ещё не готовый упасть на землю плод. Оно проникает внутрь с лучами рассветного солнца, с каплями росы, перебравшимися с мокрой травы на плащ, с дыханием моря, солёным и свежим, долетевшим на крыльях лёгкого ветерка, да по дороге прихватившего с собой терпкий аромат цветущих садов...
Так, замечательно: дышим часто-часто, строго попадая в ритм набухшей на виске жилки. Кровь — вот самая удобная вещь для заговаривания. Во-первых, потому что жидкая. Во-вторых...
— Оно приходит поутру жизни, в самый спокойный час, в час, когда кисея счастья лежит на глазах и не позволяет разглядеть, что творится под ногами. Оно приходит и остаётся, семенами зарываясь в почву нашей души, впитывая дожди наших обид и нежась в обжигающем жаре наших разочарований...
Черты лица заметно расслабляются, значит, парень уже готов для восприятия моих приказов. Вот только что бы такое ему приказать?
— Оно ждёт своего часа, прорастая и цепким плющом обвиваясь вокруг сознания. Оно вонзает в плоть наших сердец когти отравленных шипов, затмевая наши взгляды взлелеянными кошмарами. Оно душит надежды и прахом рассыпает мечты, и мы начинаем искать оружие для борьбы с нежданным врагом...
Правая рука Ювиса, подрагивая, медленно поднимается вверх, к прядям, сколотым в причудливый узел.
— Мы ищем, а тот, кто ищет, непременно находит, находим и мы, находим медленно или быстро, первое или последнее, но остановиться нет уже никакой возможности, и мы следуем зову своего врага, захватившего душу...
Пальцы смыкаются на длинном теле шпильки, тянут её прочь из волос. Причёска рассыпается.
— Следуем, потому что не в силах больше томиться в плену, потому что ещё видим меркнущий свет избавления от мук, и пока он не погас в кромешной тьме подступающих к границам сердца страданий, мы помышляем о борьбе...
Остриё вызолоченной безделушки приближается к полуобнажённой груди, нехотя, но верно. Вот оно уже почти коснулось...
— Но когда проходят все отмеренные сроки... Мы пьём за упокой ушедших без нас!
Резкая смена тона и ритма заставила Ювиса пошатнуться, и шпилька царапнула-таки гладкую кожу, но к счастью, не до крови, оставив только беловатый след. Молодой человек растерянно посмотрел на собственные руки:
— Что произошло? Зачем...
Пришлось сделать над собой ещё одно усилие и полностью разорвать связь с чужим сознанием, возвращая ощущения и воспоминания их законному владельцу.