Свобода уйти, свобода остаться
Шрифт:
Для надёжности сверяюсь ещё с парой-тройкой ощущений, задержавшихся в деревянном хранилище, и отстукиваю дверным кольцом затейливый мотив. Стучу тихонько, чтобы не перебудить округу, но уверенно, будто всю жизнь только этим и занимался.
Проходит целая минута, за которую я успеваю передумать много разных мыслей, в том числе и такую: что, если ошибся и лишь зря потратил время, направляясь сюда? Но сомнения рассеиваются, а ожидания вознаграждаются поворотом ключа в замке и шуршанием открывающегося засова. Уже некогда виденная низенькая фигура появляется на пороге. Служка торопливо обшаривает взглядом
— Господин решил, как надо поступить? Время ещё есть, но оно не будет...
Наконец-то видит моё лицо и осекается, позволяя мне закончить:
— Длиться вечно? Не будет. Потому что оно уже закончилось.
И вот тут я совершил одну из ошибок, не заслуживающих прощения и не поддающихся исправлению. Служка, помедлив не более вдоха, бросился на меня с чем-то коротким, но, несомненно, стальным и острым в руках. Мне бы уклониться, отпрыгнуть, обезоружить, но за последние часы смертельно устав от необходимости изворачиваться, храня чужие жизни, я только и был способен, что поставить на пути противника шпагу, заранее освобождённую от ножен.
Служка наткнулся на клинок, охнул, но остановился не сразу, пропуская ещё несколько дюймов стали в собственный живот. Я дёрнул шпагу назад, но он схватился за лезвие голыми руками и снова потянул к себе. Из-под скрючившихся вокруг клинка пальцев брызнула кровь, прямо на паркет, и без того скользкий. А хватка не ослабевала, и в пролившейся алой жидкости явственно ощущалась чужая воля. Воля, которая и на Пороге не отпускает своего раба.
Ждать смерти служки и потом пытаться разжать его руки, когда мышцы обмякнут, я не мог. Потому что на верху лестницы мне уже готовили торжественную встречу.
Она стояла, окружённая цветами лилий, медленно увядающих в вазах на каждой ступеньке. Тоненькая и хрупкая, не похожая на наёмного убийцу, и всё же, прибывшая сеять вокруг себя смерти.
Полупрозрачная рубашка, поверх которой накинут длинный камзол: наверное, кого-то из мужчин, живущих в доме. Светлые волосы рассыпаны по плечам в том милом беспорядке, который всегда кажется удивительно уютным. Бледность чуть припухшего, словно со сна, лица, почти кричит о беззащитности и невинности. И только в чёрных, как ночь, глазах, горит огонь, выдающий всю правду о своей владелице.
— Пришёл, всё-таки.
Голос стал каркающе-хриплым, совсем больным. И есть ведь, от чего: если за прошедшие дни девица вынуждена была подчинять себе много людей, её силы почти на исходе. Что, несомненно, на руку безумию, стремящемуся захватить сознание. Ещё немного, и борьба прекратится... Но вот когда это произойдёт? Сегодня? Завтра? Хорошо бы, прямо сейчас, чтобы долго не ждать.
— После приглашения, которое ты оставила, не мог не прийти.
— Приглашение? — Полукружья бровей чуть сдвигаются. — А, тот верзила, который поймал все «лепестки»... Он ведь быстро умер, да? Знаю, что быстро. Жаль, лучше б помучился.
Пропускаю злобную насмешку мимо ушей:
— Я хочу поговорить с тобой.
— Только поговорить? Скажи ещё, что не желаешь моей смерти... Желаешь ведь, вижу! Да мне и видеть не надо, довольно послушать, как стучит твоё сердце... Не боишься, что вырвется из клетки?
Хочешь поймать меня в ту же ловушку, что я ловил Ювиса? Нет, сладкая моя, ничего у тебя не получится, по одной простой причине: ты приучена говорить, а я — слушать. И себя умею слышать куда лучше и полнее, чем всех остальных. Сердце слишком часто бьётся? Это поправимо. Твоя беда в другом: ты чувствуешь следствие, но не можешь понять, откуда оно взялось. Думаешь, всё идёт от ненависти к тебе? Ошибаешься: я позволял себе ненавидеть всего несколько минут, отпуская чувства на свободу. А потом они вернулись ко мне, переплавившиеся из руды в крепкую сталь. Я не бегу от переживаний, сладкая моя, напротив, зову их к себе в гости по каждому выдающемуся случаю, дурному или хорошему. Потому что если мне не будет понятна боль собственной души, не смогу усыплять боль душ чужих.
Служка упал, как только я отпустил рукоять шпаги. Упал и тут же затих, шагнув за Порог. Делаю шаг к лестнице, а девица продолжает насмешничать, думая, что капкан захлопнулся:
— Правильно, зачем нужны какие-то железки? Ты же хочешь сделать это руками, чувствуя тепло моей кожи... Сжать пальцы на шее, на моей тонкой, слабой шее... Сдавить и чувствовать, как утекает моя жизнь, капля за каплей...
Ещё шаг. Я уже у подножия лестницы и ставлю ногу на первую ступеньку. Мне бы подойти поближе, хоть чуточку, тогда и поговорим. По-настоящему. По-моему.
А она торжествует, уверенная в своих силах:
— Ты будешь давить всё сильнее и сильнее... Ты должен быть сильным, потому что ты — мужчина. А я покорюсь твоей силе, потому что я — женщина... Мужчина... Женщина... Между нами нет ничего, но, соединившись, мы станем всем... Ты хочешь соединиться со мной? Ты — хочешь!..
Следовало бы догадаться, куда именно она повернёт тропинку своего заговора. Логично. Разумно. Эффективно. Прошло бы в девяноста девяти случаях из ста, но только не со мной. Потому что если я и хочу с кем-то «соединиться», то вовсе не с этой самодовольной дурой, до сих пор не понимающей: на тех, кто способен говорить с водой, чужие уловки не действуют никогда, только — свои.
И всё же, она почувствовала. Каким-то звериным чутьём, но угадала и отшатнулась назад, закричав:
— Стой!
Наклонилась в заросли лилий, снова выпрямилась, поднимая к груди младенца. А, тот самый, вместе с которым она и прибыла в Антрею. И что дальше?
— Не подходи, или я убью его!
— Это меня не остановит.
— Лжёшь!
— Отнюдь. На весах лежит жизнь целого города: что по сравнению с ней жизнь одного ребёнка?
— Ты не сможешь этого допустить, ведь так? Не сможешь?
Вокруг шеи малыша обвился тонкий шнурок.
— Не сможешь!
Ох, сладкая моя, ну кто внушил тебе такую нелепую уверенность? Наверное, я сам, когда пропустил в город, пожалев ещё тогда, на рынке. Что ж, моя вина, нужно заглаживать.
— Ты натворила много бед, но кое-что ещё поддаётся исправлению. Успокойся, оставь в покое ребёнка и поговори со мной. Совсем недолго: я только задам тебе несколько вопросов и...
— И потом убьёшь меня? Или отдашь палачам и будешь наслаждаться моими страданиями?