Свобода желаний
Шрифт:
Ужинали в ее апартаментах. Она сказала им не беспокоиться и не переодеваться, так как это можно будет сделать позже. Темная комната освещалась светом свечей, разбивавших тьму своими оранжевыми лучами, отбрасываемыми из напольных жирандолей. Роскошные занавеси с изображениями цветков гелиотропа отсекали ночь. Чувствовался сильный аромат фимиама, который шел от старинных курильниц, основания которых обвивали бронзовые змеи. Был там и другой запах, сильный, пьянящий. Этот запах издавали огромные, похожие на трубы белые цветы с толстыми, мясистыми листьями и огненно-красными, с медью, тычинками.
За
– Самир, приготовь турецкие комнаты, – приказала она со своего места во главе стола, где она восседала на старинном, очень дорогом кресле, похожем на трон.
– Ваше желание – для меня закон, – ответил он, приложив руку ко лбу, затем к сердцу.
Тихо звучала музыка, еще более усиливая впечатление «Тысячи и одной ночи». Флейты выводили замысловатые трели, стучали барабаны, и голос, немного в диссонанс с сопровождением, издавал протяжные скорбные звуки, создавая мечтательное настроение. Этому полностью соответствовал дразнящий танец живота, исполнявшийся полуголыми танцовщицами, – их драгоценные камни, гибкие талии, колышущиеся груди, их откровенно зазывающие движения со сплетенными ногами.
Еда, которую подавали на экзотически украшенной посуде от Спода с позолоченной каймой, была отличной. Курятина со специями и рисом, завернутая в специально приготовленные виноградные листья, благоухала. На столе был большой выбор всяких соусов в красивых соусниках, которыми каждый мог воспользоваться так, как велит ему фантазия. Богато украшенные графины с винами стояли между подсвечниками на семь свечей каждый, которыми был уставлен стол по всей длине.
– Пей, Хизер, – произнесла Ксантия своим сладким контральто. – Пей и забудь все предубеждения.
Самир с ритуальной торжественностью наполнил сияющий бокал и подал его Хизер. Жидкость была сладкой, как мед, но имела какой-то горьковатый привкус. Она слышала хихиканье Джулии, описывающей подробности своих развлечений с одним из пленных.
– Надо было видеть его штуковину! Никогда не встречала ничего подобного! Наверное, все двенадцать дюймов! А что касается его яиц…
Ксантия лениво удивилась:
– Действительно? Я, возможно, заставлю их всех раздеться и найду того, кто это был. С таким большим я готова трахнуться хоть сейчас.
Что-то было не так с глазами Хизер. Казалось, что Ксантия и Джулия висели в воздухе, а их бледные лица плавали в темноте. Комната дрожала, а может, это были ее гениталии? Очень сильное желание охватило ее. Сколько она может еще ждать? И кого? Она уже с трудом могла вспомнить лицо Джейка, не говоря уже о его пенисе. Она беспокойно вертелась на своем стуле, чувствуя, как гребень в центре его сиденья впивается ей в щелку. Из нее текли соки, от которых уже намокли края прорези на ее эдвардианских трусах. Она изменила положение ног так, чтобы усилить давление на возбудившийся бугорок. Все вокруг плыло,
Неожиданно под сводчатым потолком раздался голос Ксантии, громко и отчетливо приказавший:
– Пойдешь со мной, Хизер. Джулия, иди с Самиром.
Из-за головокружения Хизер, встав, покачнулась, но это не имело значения. Ксантия поняла и уступит ее мольбам. Все, что нужно было делать, – это следовать за ней.
Уже стояла ночь, окутавшая весь дом загадкой. Казалось, что тишина сливается с ароматом цветов, доносившимся из сада за раскрытыми окнами.
Хизер вошла в комнату, миновав пару дверей из кедрового дерева, искусно украшенных полудрагоценными камнями. Она потеряла ориентацию и не могла понять, как попала сюда. Но одну вещь она ясно помнила – Ксантия обещала ей ничем не ограниченное удовольствие, и Хизер должна была получить его любой ценой. Ксантия ушла, но Хизер была не одна. По обе стороны дверей стояли бритые наголо нубийские стражи. Они были голыми по пояс, в красных шароварах, с огромными кривыми саблями в руках.
Рядом с ней находилась очень странная фигура, прямо персонаж из сказок об Аладдине. Он смотрел на нее немигающим взглядом из-под тяжелых век. Его белая одежда сверкала, как серебро, в приглушенном освещении, контрастируя с черным лицом. Он был коротким и толстым. Одет в тунику, усыпанную нарисованными цветами. Его внушительных размеров живот поддерживал широкий полосатый кушак. На голове он носил белый головной убор. Его лицо с отвислыми щеками, двойным подбородком и широким, плоским носом постоянно выражало недовольство чем-то. У него была плетка, и, когда этот человек впервые увидел Хизер, он с дьявольским выражением вожделения и жестокости на лице задумчиво пропустил ее хвосты через пальцы.
«Это евнух?» – гадала Хизер.
Она где-то читала, что некоторые из них и после кастрации могут получать небольшое удовольствие. Едва ли ему было бы дозволено даже приблизиться к гарему (а Хизер догадалась, что в нем она и была), не будь он кастратом.
– Не стой просто так, ты, побочный сын верблюда! Приведи сюда пленницу, чтобы я мог видеть ее, – послышался громкий властный голос с загадочным иностранным акцентом.
До того как Хизер успела что-то сообразить, она неожиданно оказалась сбитой на пол, и черный человек зашептал ей в ухо:
– Встань на колени, женщина! Прояви свою покорность перед пашой!
Возмущенная, ошеломленная и шокированная, она билась под его огромной рукой, повторяя:
– Я ни перед кем не преклоняю колен!
Хриплый хохот достиг ее ушей, и она в ярости вызывающе глянула вверх. На смену ее негодованию пришло чувство сродни благоговению. Прямо перед ней был широкий эркер. У открытых окон стоял диван. Газовые занавеси мягко колыхались от ветерка. В окружении множества богато украшенных разноцветных ковровых подушек сидел человек. Во рту у него был мундштук кальяна, основа которого была выполнена из серебра, розовая вода булькала в сосуде тончайшего стекла, а горелка поднималась, как минарет. Хизер глубоко вдохнула наркотический дым.