Свобода. Храбрость быть собой
Шрифт:
И когда все ваше существо во всей полноте и жизнь встречаются, между ними двумя возникает то, что несет свободу. Между ними двумя возникает то, что называется нирваной.
Бунтарство, Не Революция
Человек не достиг той точки, в которой правительства могут быть распущены. Анархисты, такие как Кропоткин, выступали против закона, против правительств. Он хотел их распустить Я тоже анархист, но в смысле, совершенно противоположном Кропоткинскому.
Я хочу поднять уровень сознания человеческих существ до такой точки, в которой правительства станут бесполезными, суды будут оставаться пустыми, потому
5
Ошо
Я не за хаос. Я хочу, чтобы человеческое общество стало гармоничным целым, огромной коммуной, охватывающей весь мир: люди медитирующие, люди без всякого чувства вины, люди огромной безмятежности, молчания; люди радующиеся, танцующие, поющие; люди, у которых нет желания ни с кем соревноваться, люди, которые отбросили саму идею о том, что они особенные, и должны это доказать, став президентом Америки; люди, которые больше не страдают комплексом неполноценности, никто из которых не хочет быть выше других, и никто не хвалится своим величием.
Правительства испарятся, как роса на утреннем солнце. Но это совершенно другая история, совершенно другой подход. Пока этот момент не наступил, правительства нужны.
Это просто. Если вы больны, нужно лекарство. Такой анархист, как Кропоткин, хочет уничтожить лекарства. Я хочу, чтобы вы были здоровыми и не нуждались в лекарствах. Автоматически вы их выбросите — что вы будете делать с этими лекарствами? Они совершенно бесполезны, фактически, даже опасны; большинство лекарств ядовиты. С какой целью вы станете их накапливать? Посмотрите на разницу в акцентах.
Я не против лекарств, я против болезни человеческих существ, которая делает необходимыми лекарства. Я бы хотел, чтобы человеческое существо было более здоровым, — что возможно при помощи генной инженерии — человеческое существо, для которого невозможно быть больным, потому что мы с самого рождения программируем его таким образом, что оно не может заболеть, применяем к его телу средства, позволяющие ему бороться с болезнью Безусловно, тогда лекарства исчезнут, аптеки исчезнут, врачи исчезнут, медицинские колледжи закроются. Но я не против их! Это будет простым следствием здорового человечества.
Я хочу, чтобы был один мир, один язык, одна религиозность, одно человечество, и, когда человечество станет действительно взрослым, одно правительство.
Правительство — это не что-то такое, чем можно гордиться. Его существование — это оскорбление Его существование говорит о том, что вы — все еще варвары, что цивилизация еще не случилась; иначе какая была бы необходимость в том, чтобы вами распоряжалось правительство?
Если вся преступность
Вы можете увидеть в любом правительственном учреждении папки, нагроможденные на столах. Если только вам не удастся кого-то подкупить, ваша папка может остаться где-то в недрах гигантской груды и никогда не достигнуть ее вершины. И бюрократы наслаждаются тем, что папок так много; это делает их большими, особенными. У них есть власть над столькими людьми; в их умах все эти папки содержат власть над людьми.
Я — анархист совершенно другой категории, нежели чем все анархисты, которые существовали на земле. Я — сам себе категория, потому что мой подход ни на чей не похож Я не против правительства, я против необходимости в правительстве Я не против судов, я против необходимости в судах
Когда-нибудь, однажды, я вижу возможность того, что человек сможет жить без всякого контроля — религиозного или политического, потому что он будет сам себе дисциплиной.
Есть история о том, как ученик приходит к мастеру и спрашивает его, свободен ли человек. t Мастер говорит этому ученику встать и оторвать одну ногу от земли. Ученик, стоя на одной ноге — с другой в воздухе — понимает еще меньше, чем раньше. Теперь мастер просит его оторвать от земли и вторую ногу.
Ошо, не будешь ли ты так добр рассказать о свободе ОТ и о свободе ДЛЯ?
Свобода от очень заурядна, обыденна. Человек всегда пытался быть свободным от того или другого. Это не творческий подход. Это негативная сторона свободы. Свобода для — это творчество. У тебя есть определенное видение, которое тебе хочется претворить в действительность, и ради него ты хочешь свободы.
Свобода от — всегда от прошлого, свобода для — всегда для будущего.
Свобода для — это духовное измерение, потому что ты движешься в неизвестное и, может быть, однажды — в непознаваемое. Она даст тебе крылья. Свобода от, самое большее, может снять с тебя наручники. Это необязательно принесет пользу — и вся история это подтверждает. Люди никогда не думали о второй свободе, на которой я так настаиваю; они думали только о первой — потому что у них нет прозрения, чтобы увидеть вторую. Первая видима: у них на ногах цепи, у них на руках наручники. Вы хотите от них освободиться, но для чего? Что вы будете делать руками? Вы можете даже раскаяться в том, что попросили свободы от
Это случилось в замке Бастилии во время Французской революции. Это была самая знаменитая французская тюрьма, отведенная только для тех, кто был приговорен к тюремному заключению пожизненно. Человек входил в Бастилию живым и никогда живым не выходил из нее — выходили только мертвые. Надетые на узников наручники и цепи запирали, а ключи выбрасывали в колодец, находившийся внутри Бастилии, — потому что ключи больше были не нужны. Если замки никогда не будут открыты, какая надобность в ключах? В этой тюрьме было более пяти тысяч человек. Какой смысл напрасно хранить пять тысяч ключей и поддерживать их в порядке? Когда узники входили в темные камеры, они входили в них навечно.