Свобода. Храбрость быть собой
Шрифт:
Поскольку ваши привычки так стары, — ваши старые спутники, — они вновь и вновь попытаются сделать вас несвободными. Чтобы выйти за их пределы, нужна непрерывная осознанность. Вы должны наблюдать, когда они приходят, и распрощаться с ними навсегда. В этом, для меня, состоит основная суть саньясы. Тогда внезапно вы начинаете соучаствовать с этими прекрасными деревьями… с этими прекрасными розами, с прекрасными звездами — все они свободны.
Кроме как в человеке, нигде в мире рабства не существует. И освободиться из него нетрудно. Не рабство цепляется за вас. Вот реальность:
В полной осознанности скажите им: «До свиданья, вы были с нами долго. Довольно, мы уходим». Чтобы принести вам свободу, нужна просто осознанность, но в том, чтобы цепляться за рабство, есть определенный интерес.
Я был преподавателем в университете, и почти двадцать дней в течение каждого месяца меня не было в городе, я ездил по стране. Такое количество отгулов невозможно; несмотря на то даже, что за оставшиеся десять дней каждого месяца я успевал прочитать студентам установленную программу. Я их спрашивал:
— У вас есть жалобы?
Они говорили:
— Мы благодарны, потому что увидели тот факт, что на такой маленький курс тратится впустую два года… нужно не больше шести месяцев.
Но ректор встревожился, потому что он раз за разом находил, что меня нет в университете.
У меня был определенный метод. Университетский кампус окружали красивые деревья, — но, по какой-то странной причине, все они умерли. Только одно дерево все еще оставалось зеленым и давало тень, и я парковал машину под этим деревом. Все знали, что никто другой не должен там парковать машину. Один или два раза кто-то пытался это делать, но я звал моих студентов, чтобы они удалили эту машину… «Ставьте ее куда хотите, но это место занято». И каждый раз, уезжая из города, я посылал машину с шофером, и ректор, видя мою машину под деревом, был удовлетворен и знал, что я в университете.
Однажды он делал обход всего университета и обнаружил, что мой класс пуст. Он спросил студентов:
— Он должен быть здесь, и его машина запаркована, как всегда, под деревом. Фактически, мне это всегда было подозрительно: я читал расписание его лекций — иногда они проводятся в Калькутте, иногда в Амритсаре, иногда в Мадрасе — и всегда был озадачен: его машина остается здесь.
Обычно я водил машину сам, но у меня был шофер, и, уезжая, я ему говорил:
— Заприте машину и погуляйте час или два в саду, потом приведите машину обратно домой.
— Какой смысл? — говорил он.
— Не волнуйтесь об этом, — говорил я, — это не ваша забота.
И однажды, когда я вернулся из Мадраса, ректор вызвал меня и сказал:
— Кажется, вы сами себе хозяин. Вы никогда не отпрашиваетесь, никогда не ставите меня в известность.
Я попросил:
— Дайте мне лист бумаги, — и подал в отставку.
Что вы делаете? — спросил он.
— Это мой ответ, — сказал я. — Страдают ли мои студенты, так или иначе, от моего отсутствия? Говорят ли они, что их курсы не окончены? Для них сущая бессмыслица тратить впустую два года. Моя работа состоит в том, чтобы преподать им полный курс. Неважно, за сколько дней я это делаю.
Вечером он пришел ко мне домой и сказал:
— Не уходите от нас.
Я сказал:
— Что случилось, то случилось, я не могу вернуться в ваш университет по той простой причине, что сжег все свои сертификаты. Я не хочу иметь никаких мостов, связывающих меня с прошлым. Эти сертификаты мне никогда не понадобятся. Теперь я необразованный человек.
— Я никому ничего не скажу об этих сертификатах, — сказал он.
— Дело не в этом, — сказал я. — Я давно хотел подать в отставку, но просто ждал — это должно было исходить от вас, а не от меня.
Мой отец встревожился, мои друзья встревожились. Пришли мои студенты, и они сказали:
— Пожалуйста, возьмите назад свою отставку.
— Это невозможно, — сказал я. — У меня больше нет никаких удостоверений, чтобы быть вашим преподавателем.
Мой отец мне сказал:
— Даже если ты подал в отставку, какой был смысл сжигать все свои сертификаты и удостоверения?
Я сказал:
— А какой смысл их хранить? Если ты их хранишь, значит, где-то глубоко внутри все еще есть желание… может быть, они понадобятся, и ты цепляешься за них. Я теперь совершенно свободен от всего этого образования, которое мне ничего не дало. Это не сертификаты, это раны — и я не хочу всегда носить с собой эти раны.
Через два года ректор попросил меня:
— Хотя бы раз вы можете прийти, выступить перед всем университетом.
И я пришел. Он привел меня в свой кабинет, к окну, из которого раньше была видна моя машина. Он сказал:
— Странное явление — только это дерево было зеленым. Теперь и оно умерло.
— Жизнь таинственна, — сказал я. — Может быть, это дерево влюбилось в меня, потому что девять лет моя машина ждала под ним, и я очень подружился с этим деревом.
Дело было не только в парковке машины; я всегда благодарил это дерево. Изредка, когда шофер был со мной, сидя на заднем сиденье, он говорил:
— Вы что, с ума сошли — благодарить дерево?
Я говорил:
— Это дерево — такое любящее. Из всех деревьев в этом ряду оно самое красивое, — гулмарг, с красными цветами. Когда приходит весна, листья едва видны; цветов так много, что все дерево становится красным. Все деревья того же вида умерли, но оно оставалось в живых девять лет. Теперь кто-то другой паркует там машину, но, может быть, он никогда не сделал себе труда поблагодарить это дерево, никогда не проявил благодарности к этому дереву.
В то мгновение, когда вы свободны от прошлого и будущего, просто сядьте рядом с деревом, шепните что-то дереву, и вскоре вы узнаете, что оно отзывается. Конечно, его отклик не будет облечен в слова; может быть, оно осыпает вас цветами; может быть, оно танцует на ветру. И если вы сядете очень близко, так, чтобы спина касалась дерева, то начнете испытывать новое ощущение, которого никогда раньше не испытывали. Дерево вибрирует любовью к вам.
Все существование наполнено любовью, наполнено свободой — кроме несчастного человеческого существа.