Свобода
Шрифт:
— Ну так приезжай сюда, — сказал Джоуи. — Я охотно буду тебя развлекать.
— Не сомневаюсь. Но у моего шефа в будущем месяце невпроворот дел в Хэмптонсе, и я ему нужна как секретарь. Очень жаль, что тебе самому приходится столько работать, иначе я непременно тебя во что-нибудь втянула бы.
Джоуи уже потерял счет отмененным встречам и уклончивым обещаниям, которые давала Дженна со времен знакомства. Развлечения, которые она сулила, так и оставались мечтами, и Джоуи никак не мог понять, зачем она продолжает что-то обещать. Иногда ему казалось, что, возможно, дело в постоянном соперничестве с братом. Или в том, что Джоуи — еврей и нравится ее отцу, единственному человеку, на
На следующий день он рассказал Конни о ссоре с отцом; она не стала уточнять, но перешла сразу к делу и сказала Джоуи, что очень сожалеет. Конни снова начала работать официанткой и, казалось, была готова прождать все лето, чтобы встретиться с ним вновь. Кенни Бартлс обещал дать ему в конце августа две недели оплачиваемого отпуска, если до тех пор он согласится работать по выходным. Джоуи не хотел, чтобы Конни была рядом и усложняла ситуацию в том случае, если Дженна приедет в Вашингтон; он сомневался, что ему удастся на один, два, а то и три вечера ускользнуть из дома, не соврав при этом Конни, а откровенную ложь он старался сводить к минимуму.
Спокойствие, с которым Конни приняла отсрочку, Джоуи списал на действие таблеток. Но однажды вечером, во время обычного телефонного разговора — Джоуи попивал пиво, сидя дома, — Конни вдруг замолчала надолго, а потом сказала: «Малыш, я хочу кое-что тебе рассказать». Сначала она сообщила, что перестала принимать таблетки. А потом добавила, что сделала это, поскольку спала с менеджером ресторана и отсутствие оргазма ей надоело. Конни созналась с необычным хладнокровием, как будто говорила о другом человеке — о какой-то девушке, чьи поступки были достойны сожаления, но тем не менее вполне понятны. У менеджера, по ее словам, были жена и двое детей-подростков.
— Я подумала, что ты должен знать, — сказала Конни. — Я прекращу, если захочешь.
Джоуи дрожал. Буквально трясся. Дверь, которая, по его мнению, была надежно заперта, оказалась широко распахнутой. Дверь, в которую он мог спастись бегством.
— А ты сама хочешь с ним порвать? — спросил он.
— Не знаю, — ответила она. — Мне, в общем, нравится, но только из-за секса. Я ничего к нему не чувствую. Я люблю только тебя.
— О господи. Мне надо подумать.
— Я знаю, что поступила очень плохо, Джоуи. Нужно было рассказать тебе сразу, как только это случилось. Но сначала… просто было приятно, что кто-то мной заинтересовался. Ты помнишь, сколько раз мы с тобой занимались любовью с прошлого октября?
— Да.
— Два раза. А если считать то время, когда я была больна, то ни одного. Это неправильно.
— Знаю.
— Мы любим друг друга, но совсем не видимся. Разве ты не скучаешь?
— Скучаю.
— Ты спишь с другими женщинами? Это тебе помогает?
— Да. Несколько раз я спал с другими. Но не более чем по разу с каждой.
— Я не сомневалась, что ты с кем-то спал, но не хотела спрашивать. Не хотела, чтоб ты чувствовал себя на привязи. Но сама я изменила не поэтому. Я переспала с другим, потому что мне одиноко. Очень
— Я верю, — сказал Джоуи. Он действительно верил. Но боль, которую он испытывал, как будто не имела ничего общего ни с его верой, ни с ее словами. Сама мысль о том, что милая, ласковая Конни переспала с каким-то пожилым уродом — о том, что она неоднократно снимала джинсы и расставляла ноги для другого мужчины, — облеклась в слова лишь на то время, какое понадобилось ей, чтобы об этом сказать, а ему — выслушать. Затем эта мысль просто поселилась в нем, вне досягаемости для слов, как будто он проглотил что-то острое. Джоуи, разумеется, понимал, что Конни, скорее всего, думает о своем сволочном менеджере не больше, чем сам он думает о тех девушках — как правило, подвыпивших или вдребезги пьяных, — в чьих надушенных постелях он оказывался в минувшем году, но рассуждения о причинах не могли утишить боль. Все равно что кричать «стой!» несущемуся автобусу. Боль была невероятная. Но в то же время в ней было что-то до жути приятное и тонизирующее, напоминающее Джоуи о том, что он живой. И о том, что в мире он не один.
— Скажи что-нибудь, малыш, — попросила Конни.
— Когда у вас с ним началось?
— Не помню… месяца три назад.
— Почему бы тебе не продолжить в том же духе, — сказал Джоуи. — Давай заведи от него ребенка. Посмотрим, что он тогда запоет.
Он самым подлым образом намекнул на Кэрол, но в ответ Конни с подкупающей искренностью спросила:
— Ты бы именно этого и хотел?
— Не знаю, чего я хочу.
— Но я-то не хочу. Я мечтаю быть с тобой.
— Ну да. И поэтому ты три месяца трахаешься с другим.
От этих слов всякая девушка должна была бы заплакать и попросить прощения — или, наоборот, ответить резкостью, — но Конни не была обычным человеком.
— Да, — сказала она. — Ты прав. Я должна была рассказать тебе, как только это случилось в первый раз, а затем прекратить. Но мне показалось, что согрешить дважды немногим хуже, чем единожды. Ну и так далее — в третий раз, в четвертый… А потом я решила бросить таблетки, потому что глупо заниматься сексом, когда ничего не чувствуешь. Ну и вроде как начала счет сначала.
— Теперь к тебе вернулись ощущения, и это прекрасно.
— Да, так лучше. Ты — единственный, кого я люблю, но по крайней мере нервы у меня ожили.
— Тогда зачем ты сейчас призналась? Почему не подождала еще месяц? Четыре месяца — немногим хуже, чем три.
— На самом деле я и хотела подождать четыре месяца, — ответила Конни. — Я подумала, что расскажу тебе, когда приеду, и мы вместе придумаем, как сделать так, чтобы чаще встречаться, чтобы больше не изменять друг другу. Я до сих пор этого хочу. Но вчера у меня снова начались неприятные мысли, и я решила, что лучше рассказать сейчас.
— У тебя депрессия? Доктор знает, что ты перестала пить таблетки?
— Знает. А Кэрол — нет. Она, кажется, уверена, что лекарства помогут нам наладить отношения. Она думает, таблетки решат проблему раз и навсегда. Каждый вечер я беру из пузырька одну таблетку и прячу в шкаф. На тот случай, если Кэрол пересчитывает их, когда я на работе.
— Может быть, лучше их все-таки принимать?
— Я так и сделаю, если мы еще долго не увидимся. Но на тот случай, если мы встретимся, я хочу все чувствовать. Сомневаюсь, что таблетки мне понадобятся, если мы будем видеться чаще. Я понимаю, что это звучит как угроза, но на самом деле я не пытаюсь на тебя повлиять. Сам решай, встречаться со мной или нет. Я понимаю, что поступила плохо.