Свобода!
Шрифт:
Народ, уставший от царей,
Свободу встретит ликованьем,
А трон отправится в музей –
Векам грядущим в назиданье.
Тогда уж точно созовём…»
Жучков спросил, перебивая:
«Клестов – что скажете о нём?» –
«…Да как-то даже и не знаю…
Недавно
И уваженье, и доверье;
Себя зарекомендовал
Вполне способным подмастерьем;
Сам – полурусский-полушваб;
Женат; приятные манеры,
Но как оратор – явно слаб,
И вряд ли сделает карьеру». –
«Что намечает Милюков?» –
Меняя тему разговора,
Спросил задумчиво Жучков
И, хмыкнув, отхлебнул ликёру.
Под перезвон красивых слов
Он размышлял: «…Ну просто чудо!
Ведь сей таинственный Клестов
Возник буквально ниоткуда –
И сразу стал свободно вхож
В наш круг!.. С чьего благоволенья?..
Все говорят: «Не шпик». И всё ж,
И всё ж имею подозренья…
Сей фрукт в кадетской кожуре
С какой – узнать бы! – сердцевиной…
Он пешка, только в чьей игре?
Кто эти люди?.. Цель, причины?..»
8
О, жизнь в тылу цвела, как хмель!
Лизи, практичная натура,
Открыла свой салон-бордель –
И потянулась клиентура.
В числе других, как силуэт
Средь пятен и мазков разврата,
Граальский, мистик и поэт,
Вещал с манерами аббата:
«Хоть много избранных вокруг,
Кто наделён оккультным чувством,
Наш мир – материальный круг,
А человек – астральный сгусток.
Но есть и горние миры.
Их ослепительное пламя
От нас сокрыто до поры,
Но тайно властвует над нами,
И духи дерзкие подчас
Надмирным трепетом объяты,
Тревожат, изнуряют нас
И проступают, как стигматы.
Спасаться – бесполезный труд.
Смерть забирает недостойных:
Стихии гибель им несут
И эпидемии, и войны.
Сейчас нависли лики тьмы
Над беззащитною Европой.
Они ужаснее чумы,
Оледенения, потопа!..»
Поэт Граальский замолчал,
Оценивая впечатленье,
Затем с надрывом продолжал:
«Я написал стихотворенье:
В окопах немец и француз
Сцепились в инфернальном танго,
И не расторгнуть этих уз…» –
«Прочтите лучше о мустангах, –
Оборвала его Лизи,
Лениво веером играя. –
Что радости – изобразить
Окопный сброд! Не понимаю.
Война! Какая ерунда!»
Граальский в кресло сел понуро.
«Но вы забыли, господа,
Про европейскую культуру, –
Эстет Горжеточкин вскочил
И нервно замахал руками. –
Ведь европеец сотворил
Всё то, что так ценимо нами!
Одно решение для нас:
Печально вознестись над битвой!
Пусть европейцев в тяжкий час
Спасёт всеобщая молитва!» –
«Помолимся!» – Лизи, вскочив,
Махнула ножкой, как в канкане.
«А я, над битвой воспарив,
Сто поцелуев шлю гитане!» –
Слегка насмешливо сказал
Стоявший у окна Арсений.
Горжеточкин захохотал:
«Вы, юнкер? Ну же, откровенней!» –
«На фронте каждому дана
Возможность стать сверхчеловеком». –
Конец ознакомительного фрагмента.