Свободное падение
Шрифт:
– Мы можем поговорить о Сомнении?
У меня все внутри так и обмерло. Должно быть, Херши это почувствовала.
– А вот я никогда не слышала голос, – не дожидаясь моего ответа, сказала она. – Даже в детстве. Я так завидовала ребятам, которые слышали.
– Почему?
– Наверное, хотелось быть такой же, как все. Вокруг только и разговоров было что про голос. Один говорил, что его «ведут». Другая хвасталась, что ее «направляют». Я думала: как же это здорово. Таким людям легче жить. Им не нужно обдумывать свой выбор, решать за себя.
Я чуть не расхохоталась ей в лицо. Каких же глупостей она напридумала! Легче жить? Голос Сомнения заставлял тебя отходить на задний план. Даже в детстве. Я понимала это так. Голос почти всегда говорил то, что противоречило разуму. Он советовал не волноваться, а разум, наоборот, твердил: «Ты должна об этом побеспокоиться». Голос предлагал не торопиться, когда мне нужно было спешить, просил меня проявить доброту, когда я на кого-то злилась. А когда я хотела, чтобы меня выслушали, он советовал прислушаться к словам других. Интересно, согласилась бы Херши, чтобы ее вот так «направляли»? Может, поначалу ей бы и понравилось. Но потом… Не уверена. У Херши в детстве была нянька, которая ей очень надоедала своей опекой. А Сомнение – это не нянька. Его не прогонишь. Его можно только заглушить, чему нас и учили.
– Я так думаю, советы Сомнения почти всегда неверны, – продолжала Херши. – Они ведь и не могут быть верными, правда? На то и Сомнение, чтобы быть иррациональным…
– Сомнение не иррационально, – перебила я ее болтовню. – Оно арационально.
Это было моим самым впечатляющим открытием, если не считать подробностей маминого изгнания из Тэдема. У Сомнения имелось еще одно неофициальное название – «арациональный намек». Мне оно казалось менее удачным, чем Сомнение, поскольку голос практически непредсказуем. Какие уж там намеки?
– Разве есть такое слово? – удивилась Херши.
– Есть. В общем, Сомнение не является ни рациональным, ни иррациональным, – пояснила я, вспомнив прочитанное. – Его голос звучит из какой-то иной сферы, находящейся вне пределов разума.
– А ведь странно, когда такой голос говорит с тобой. Как ты считаешь?
– Я уже и не помню, – соврала я. – Это ведь было очень давно.
– Рори, – с мягким упреком произнесла Херши. – Я знаю: ты до сих пор слышишь голос. Давай об этом поговорим. Я никому не разболтаю.
Такое предложение застало меня врасплох. Я вообще не собиралась никому рассказывать о голосе. Ни своему отцу, ни даже Беку. С чего мне пробалтываться какой-то Херши – девчонке, которая не спешит делиться со мной своими секретами и не вызывает у меня особого доверия? Уж если кому и рассказывать, то только не ей. Я должна была бы засмеяться и спросить, откуда ей известно то, чего я сама не знаю. Точнее, в чем почти не решаюсь себе признаться. Но повторяю: ее вопрос действительно застал меня врасплох, а усталость после бессонной ночи и экзаменов мешала правильно отреагировать.
– Это ведь голос попросил, чтобы ты мне помогла, да? – не отставала
– Нет, не заслуживала, – возразила я больше для себя, чем для нее.
Херши прошла вперед и резко повернулась ко мне.
– Рори, не юли, – пристально глядя на меня, произнесла она.
– Да, голос действительно попросил тебе помочь, – все-таки призналась я. – Но я взялась тебе помогать не потому, что ему подчиняюсь. Я бы тебе помогла и без всяких голосов, поскольку ты – моя подруга.
Я говорила правду. Но сейчас мне было очень больно сознавать, что мой разум и Сомнение действовали в унисон.
Херши вдруг заплакала. Я инстинктивно взяла ее за руку. Ее рука была вялой. Херши плакала, уткнувшись в меня.
– Херш, я ничего особенного не сделала, – тихо успокаивала я. – Тебе нужно было помочь, и я помогла. На моей подготовке это никак не отразилось. Я прекрасно сдала вчерашние экзамены.
– Ты не понимаешь, – качая головой, прошептала она.
– Тогда расскажи. Что происходит?
– Не могу, – еще сильнее замотала головой Херши. – Ты меня возненавидишь.
Я даже забыла, что она ничего не знает о нас с Нортом. Почему-то я подумала: все, о чем она не может рассказать, связано с ее попытками заинтересовать собой парня, который мне нравится. Я решила снять с нее часть груза.
– Херши, я уже и так знаю.
– Что? – Ее голова испуганно дернулась.
– Подробности мне неизвестны, но я знаю: что-то произошло. В тот вечер я пришла к Норту. И увидела твое красное платье на диване.
– Да? – В глазах Херши вспыхнуло замешательство.
– Это было поздним вечером. Я ушла с бала-маскарада и пошла к нему.
Наконец до нее дошло.
– Так ты поэтому решила, что мы с ним встречаемся?
– Если нет, тогда как твое бальное платье оказалось у него на диване?
– Очень просто. Меня вырвало, и прямо на платье, – объяснила Херши. – Я перебрала… ну, из своих запасов. Двинула в «Парадизо». Думала, кофе меня протрезвит… Ну вот, вспомнила, и даже сейчас позывы на рвоту идут. – Херши поморщилась. – Норт повел себя как настоящий джентльмен. Дал мне одежду и сумку для этого чертового платья. Вот и все. Честное слово.
Возможно, Херши говорила правду. Но тогда к чему вся эта секретность? Почему Норт еще в тот вечер не объяснил мне, что мою подружку вывернуло, и все такое? Я же помнила, как он насторожился, увидев меня на пороге. Ему очень не хотелось, чтобы Херши узнала о моем приходе. Помнится, он тогда сказал, что может мне все объяснить. Почему же до сих пор не объяснил? Мятая салфетка в кармане вдруг стала тяжелой, словно кусок свинца.
– Так Норт знает, что он тебе нравится? – спросила Херши.