Свод
Шрифт:
Прошло ещё немного времени, и пан Станислав стал колебаться. Вечерело, усиливался дождь и Жыкович, чувствуя неладное, послал двоих людей в сторону кавальских хуторов, на тот случай, если его товарищи, пробираясь через чащу, взяли намного левее положенного. Вскоре посланные на хутора люди вернулись, сообщив, что там пана Альберта и пана Войну никто не видел.
Подходило время принятия решения. Староста, не рискуя скомандовать всему отряду двигаться на встречу заплутавшим в лесу, оставил в поле троих людей так, чтобы их, в случае чего, было хорошо видно Войне и Патковскому. В этот момент вдалеке, едва различимые на фоне вечернего леса, появились силуэты людей. Даже издали было видно, что их гораздо больше, чем четверо, поэтому староста, приказал тем, кто получил во временное пользование панские сабли и кавалерийские шашки, приготовиться к бою и сопровождать его.
Нужно отдать должное Жыковичу, человек он был опытный, обстоятельный, смелый и, хотя из-за собственного живота особой поворотливости в бою от него ожидать не приходилось, командовал пан Станислав толково и со знанием дела.
Возглавляемый им отряд подъехал к лесу. Тут же к ним на встречу вышел какой-то мужик со страшной, нечёсаной бородой, ведущий под уздцы лошадь, на которой, обнимая её за шею, то ли лежал, то ли сидел пан Патковский. За ними вышел ещё один бородач, ведя под уздцы второго скакуна, на котором, изогнувшись в болезненной позе, сидел молодой Война. Следуя за его смирным животным, привязанные к панскому седлу, из леса вышли ещё две лошади без седоков.
Пространство перед выстроившимся дугой отрядом старосты заполнила, по меньшей мере, полусотня каких-то бродяг. Вперёд вынесли укрытые лапником сосновые носилки, на которых лежал какой-то окровавленный человек. Люди из отряда пана Станислава испуганно переглядывались.
— Кто вы? — раздираемый пляшущими в его голове вопросами, властным, полным силы голосом спросил староста.
Ответа пришлось ждать достаточно долго. Летавший среди чужаков шорох никак не мог найти того, кто осмелится бы заговорить:
— Думаю, пан Станислав, ты догадался кто мы такие? — услышал он незнакомый голос.
Жыкович не видел говорившего. Похоже, что он специально прятался от его внимательных глаз. Никто не выделялся среди разношёрстной толпы вызывающим взглядом, стало быть, любой из этих людей мог разговаривать с ним, прикрываясь впередистоящими.
Жыкович не стал тратить время на определение адресата:
— Я-то догадываюсь, — деловито откашлявшись, сказал он, — да и вы, как видно знаете, кто перед вами. Однако ж тем, кто не знает, скажу, что я пан Станислав Жыкович, староста королевского мельницкого староства. Вы, как я понимаю, люди Базыля Хмызы, …захватили пана Патковского и пана Войну и теперь собираетесь устроить здесь торг?! — пан Жыкович, не дав как следует разыграться чувству досады, тут же остыл. — Что ж, — горько вздохнул он, — во спасение их душ, мне сейчас не пристало торговаться. Но, как ни крути, а придётся вам подождать, господа хорошие, потому, как тех денег, что у меня собой есть, хопіць хіба што на посную вячэру[83] вашему атаману…
В это время сгорбленный и полуживой Война неуверенно выпрямился в седле. Он поднял голову, силясь отыскать взглядом старосту. Мокрые волосы молодого пана закрывали лицо, и Якуб был не в силах их убрать. Руки его дрожали, он медленно набрал воздуха в наполненную тупой болью грудь и с трудом выдохнул:
— Хмыза? …Вы люди Хмызы?
Бородатый мужик, что держал лошадь Патковского, обернулся:
— А хіба мы не казалі[84] вам, малады пан...? — с хитрой ухмылкой, спросил он.
— Надо же, — срываясь на хрип от донимавшего его кашля, прошипел Война, — а я только хотел просить пана Жыковича отблагодарить наших спасителей…
— Ну, дык у чым жа тады справа? — Вступил в разговор кто-то из толпы. — Якая вам розніца, каму падзякаваць? У народзе кажуць: «Хто не выцягне цябе з палонкі, таму і дзякуй»[85]..., — эх, — слушая это, махнул рукой бородатый, — гэта ж паны, што з іх ўзяць?
Жыкович быстро сообразил, что дело имеет несколько иной оборот, чем ему представлялось вначале. Понятно, что озлобленность Войны была только побочным продуктом его нынешнего внутреннего состояния. О состоянии же пана Патковского и говорить было нечего, жизнь в его пожилом теле едва теплилась.
Так или иначе, а помощи в прояснении этой ситуации следовало просить только у новоявленных «спасителей», которых, к слову сказать, ещё час назад Жыкович с полной уверенностью относил к лагерю своих личных врагов.
Пан Станислав не долго мучил свою голову рассуждениями о том, «что лучше», а «что хуже»:
— С кем из вас я могу говорить? — уже на другой лад спросил староста, заранее предчувствуя, что лесной люд обязательно ответит на его вопрос колким словцом. Но нет. Почти тут же из толпы разбойников к Жыковичу вышел худощавый, красноносый мужик, с густыми, висящими чуть ли не до груди русыми усами. Рука его, было, потянулась к голове, чтобы снять перед паном свой дырявый колпак, но в последний момент, опомнившись, человек Хмызы лишь сильнее нахлобучил его на свою немытую голову.
— Говори со мной, — твёрдо ответил он, — косо озираясь на стоящих рядом сотоварищей. По говору было понятно, что этот человек русин.
— Что случилось с …моими друзьями? — спросил Жыкович.
Усач коротко оглянулся. Едва ли таким образом он мог увидеть стоящих позади него, однако, выглядело это так, словно он советовался с ними:
— Это, пан староста, ты у них сам спросишь. Нам, — усач снова вполоборота «посоветовался» взглядом со своими товарищами, — было сказано показать нашего человека, — он кивнул в сторону носилок. — Базыль сказал, что на этот раз Юрасик убил одного нашего, и чуть не отправил к праотцам двоих ваших. Хмыза не станет пока палить маёнтки, но велел передать, что хочет поговорить с молодым паном Войной.
Сегодня уже дело к ночи, а завтра вечером, к этому же времени, пусть пан Война и с ним не больше двух человек ждёт Базыля на этом месте…
В это время бородач подвёл панских лошадей с полуживыми всадниками к людям старосты. Жыкович, очнувшись от тяжких дум, вскинул голову, отчего с отворота его двойной шапки на задубевший от дождя суконный воротник потекла струя холодной воды:
— Что ж вы, хлопцы, — неуверенно сказал он, — куда ж пану завтра? Вы посмотрите, он же чуть живой…
Люди Хмызы подняли с земли носилки и дружно отправились обратно в лес.
— Он-то чуть живой, — замыкая их скорбное шествие, ответил усач, — а наш Яўфрэм уже нет. Бывай, пан староста, помни, завтра вечером. Если не приедет Война, Базыль сделает всё, как решит сам. Тогда уж не взыщи…
В тот момент, когда Войну и Патковского привезли в Мельник пан Альберт всё ещё пребывал в беспамятстве, а вот Якуб хоть и с трудом, а всё же сам слез с коня и вошёл в замок. Он нашёл в себе силы даже переодеться. В это время слуги отнесли пана Альберта в одну из гостевых комнат. Жыкович, видя в каком тот состоянии, послал конного гонца в Патковицы и на всякий случай распорядился омыть его и переодеть.