Свод
Шрифт:
Упёршаяся в мягкую плоть сабля мелко затряслась.
— Гэта я, — дрогнувшим голосом прошептала Михалина, — ні забівай мяне[156]...
Утром, измученный долгими переживаниями Война был удивлён, встретив за завтраком бодрого и полного сил Свода. Осенняя мокрядь[157] менее чем за сутки превратила землю в непроходимое болото. Почва была уже не в силах впитывать влагу, а холодные дождевые капли, находя всё меньше твёрдых земляных островков, жёстко били в мутные, сморщенные ветром зеркала луж.
Война сегодня намеревался
— Вы куда-то собрались? — невзначай поинтересовался Свод, имеющий сегодня в довесок к лёгкому, беззаботному настроению ещё и совсем недурной аппетит.
Война воззрился на гору костей, сгрудившуюся перед носом пирата, уплетавшего за обе щеки жирную гусятину, и улыбнулся:
— Вы в неплохой форме, Ричи, раз, который день, не получая должной нагрузки, так охочи к еде…
— Якуб, — шумно сглотнув и облизываясь, ответил пират, — вы не ответили на мой вопрос.
— Да, Ричмонд, собрался. Хотел, было съездить в Патковицы, обещал панне Сусанне, да вот погода. Думаю, придётся подождать.
— Что вы, — возразил Свод, — Патковским нелегко там приходится вдвоём. Наверное, вам всё же придётся их проведать, к тому же, негоже знатному человеку нарушать слово, данное миссис …
Война опешил. Это прозвучало так, будто Ричи его попросту выпроваживал.
— А вы, — язвительно заметил Якуб, — разве не имеете желания оказать посильную помощь панне Ядвиге Патковской? Мне кажется, она очень на неё надеется…
— Кто знает, на что она надеется? — неохотно ответил Ричи, понимая, что начинается отложенный накануне неприятный разговор. — Эти вдовы так мнительны…
— О, — подтвердил Война, — это правда. Скажу больше, они становятся мнительными ещё до того, как стали вдовами. А вся штука в том, что есть на белом свете люди, которые, исходя из своей чёрной сути, стараются испачкать как можно больше безвинных душ, дабы хоть немного разбавить чернила своей собственной, беспросветно чёрной.
Как вы там говорите: «эти вдовы…»? Да, мне их жаль. Они, несчастные, словно лесные звери перед охотой, прикормлены щегольской бравадой и показным обаянием бездушных гуляк. Обессиленные холодами одиночества, они уже согласны и на смерть, лишь бы ещё немного лизнуть сладкого пойла у коварной кормушки бездумных повес. Нет ничего хуже, Свод, чем вначале приманить, а после: ни стрелять, ни кормить. Даже лесной, осторожный зверь после подобного станет бездумно, позабыв обо всём на свете ходить за вами и приставать, словно назойливая муха. А вы от этого ещё и легкомысленно отмахиваетесь, а после ещё имеете наглость говорить мне о слове, данном миссис и которое я непременно должен сдержать? Не вам меня этому учить, безбожник. Права Климиха, называя вас чёрным человеком…
— Ваша Климиха — ведьма. — Спокойно заявил сытый пират и громко отрыгнул. — По ней плачет костёр инквизиции…
— Не больше, чем по вам, Свод. — Парировал Война. — По крайней мере, она помогает людям, кстати, в том числе и вам. А что касается инквизиции, то, опять же, не вам о ней говорить. Одного понять не могу, в чём моя-то вина перед богом? Ведь уже в который раз я попадаю в странное, затруднительное положение и всё только из-за вас, мистер Ричмонд.
Вот и сейчас: с одной стороны, я должен ратовать за благополучие своей невесты…, да Ричи, невесты и её родственников, не ухмыляйтесь, пожалуйста, а с другой, я понимаю, что чем ближе будет, скажем, та же панна Ядвига к дорогому и желанному ей сейчас человеку, тем хуже будет для неё, а, стало быть, для всех нас. …Знатная, красивая женщина открыла вам своё сердце, а вы втаптываете его в грязь.
— Что я могу с собой поделать, мистер Война? — после некоторой паузы ответил Свод. — В моём сердце только одно место и оно уже занято.
— Вот как? Уж не сестрой ли Базыля Хмызы?
— А что вы имеете против неё? Исходя из ваших же слов, она, как и любая другая женщина имеет право быть любимой, быть счастливой…
— Счастливой с вами? Не смешите меня, Ричи. Вы сами прекрасно знаете, что это невозможно. Уж так вы устроены, что можете только брать, дать ей вам нечего.
Свод нахмурился:
— Таково ваше мнение? — тяжело сказал он. — Получается, что все люди в этом мире имеют право на счастье, кроме меня и Михалины?
— Я не так сказал…
— А ведь я влюблён, Якуб, влюблён, как мальчишка. Я достаточно повидал в своей жизни и делал разное, но никогда, слышите, никогда не волочился ни за одной юбкой. Сегодня утром я проснулся и понял, что моё, как вы там говорите, чёрное сердце уже принадлежит не мне…
— Хорошо, — возмутился Война, — а как же тогда панна Ядвига?
Свод встал и подошёл к окну.
— Вы ещё мальчик, Якуб. Вам это сложно понять. …Ядвига. Это была …вспышка! У неё давно не было мужчины, у меня давно не было женщины. Каждый получил то, что хотел. Представьте, наша с ней жизнь это ночь, грозовые тучи, в которых где-то прячутся молнии. Вдруг вспышка! И …снова ночь, снова тучи…
— Какая грязь, Ричмонд. Какая же вокруг вас грязь.
— Разве только вокруг меня? — удивился «Ласт Пранк».
Война, ещё не остывший от вчерашних переживаний приосанился:
— Не хотите ли вы сказать, — жёстко спросил он, — что все взрослые мужчины и женщины заклеймены подобным грехом?
Свод был спокоен:
— Не хотелось бы вас расстраивать, — ответил он, — но вполне может быть и такое, если, конечно, они не священники.
— Вы не можете говорить за всех! — Возмутился Якуб. — Все в мире не могут иметь сразу двух женщин…
— Мы не касаемся всех, Война, тем более что у меня в сердце одна женщина.
— Но ведь панна Ядвига думает…! — Якуб в бессилии махнул рукой. — Вы бы видели её глаза, когда она заметила вас, там в парке. Ведь её сердце переполнено надеждой. Это вы ей дали надежду, Свод.