Свод
Шрифт:
Мне приходится признать, я ошибался. Да только теперь я это понимаю, как я на самом деле ошибался. Вы всё же можете что-то дать человеку, хотя бы ту же надежду. Но, чем давать её так, как это делаете вы, так уж лучше вообще жить без надежды…?
Якуб был расстроен утренним разговором со Сводом. Обустройство мира, явившееся ему в последнее время, казалось весьма сомнительного содержания и заметно разнилось с тем, как до сих пор он себе это представлял. Он потеплее оделся, накинул длинный кожаный дождевик и, как и обещал, отправился в Патковицы.
Свод, несмотря на все доводы Войны о том, что в этом непростом деле нужно сразу расставить все точки на «і» не согласился поехать с ним и объясниться с панной Ядвигой. У него были свои планы на счёт сегодняшнего дня, и все они были связаны с другой женщиной, объясняться с которой англичанин готов был хоть круглые сутки, несмотря на то, что та не могла связать по-английски и пары слов.
Справедливости ради стоит сказать, что и она, забыв обо всём на свете, с головой окунулась в сладкий омут любовных грёз. Едва только пан Якуб съехал со двора, лёгким пёрышком скользнула её тень в комнату Свода. Вопреки обыкновению, среди белого дня грохнул в кованых железных рамках тяжёлый засов, и вскоре в мрачном коридоре повисла полная тишина.
Всем известно, что ощущение счастья полностью стирает ощущение времени. Уж сколькие люди поплатились за подобное безумство чувств разного рода неприятностями. Короткий осенний день, пролетел как одно мгновение. Влюблённые сладко дремали, летая в ласковых облаках пьянящих грёз любви в тот миг, когда вдруг кто-то постучал в дверь:
— Пан Рычманд, — глухо произнесли снаружи, — гэта я, Казік. Пан Война прыехаў...
Смышлёный слуга дождался, когда откроется дверь, и указал Михалине вглубь мрачного коридора. Девушка кивнула и, прижимая к груди скомканный холстяной фартук, бегом отправилась туда, куда ей указывали. Свод с благодарностью подмигнул Казику, прикрыл дверь и, поправив постель, преисполненный сладкой неги воспоминаний, всем весом рухнул на пёстрые домотканые покрывала.
Таким и застал его Якуб, уставшим и счастливым. Чуткий нос Войны, долгое время вдыхающий чистый воздух полей, сразу уловил в душной комнате запах разогретых тел.
— М-м, — хрипло произнёс он, — теперь мне понятно, чем вы тут занимались в моё отсутствие. Улыбаетесь? Я никогда не видел вас таким, Ричи. Что с вами? Впрочем, бог вам судья. Возможно, вы и правы. Наверняка каждый из нас на самом деле имеет право на личное счастье. Ну, хорошо, — устало заключил Якуб, — не хотелось бы так часто возвращаться к этой теме, да и я не буду иметь ничего против этого, однако, мистер, только после того, как вы съездите к Патковским и с моей помощью всё объясните панне Ядвиге. Сегодня она просто извела меня расспросами и это, несмотря на то, что приехал её сын Андрей и, как вы понимаете, тем для разговоров у нас было предостаточно.
— Сын? — удивился Свод. — Я ничего не знал о нём.
— Вы ещё много о чём не знаете, — вздохнул Война и опустился на скамью у стены. — Андрей старше меня на два года. Сейчас живёт в Лейпциге у своего дяди. Представляете, проехать чуть ли не полсвета для того, чтобы добраться домой, а …тут такие новости.
Мы съездили с ним на могилу пана Альберта. Бедный Андрей, он просто безутешен. В детстве мы очень дружили. Нас даже учил один и тот же учитель, пан Джонатан Ленни, так что Андрей тоже немного знает английский, и вы в его присутствии будьте осторожны в своих высказываниях. Кстати, он дружен кое с кем из ваших земляков там, в Лейпциге, потрудитесь сочинить себе до встречи с ним какую-нибудь простенькую историю. Не думаю, что он станет особенно допытываться, всё же английский не его конёк, но, мало ли что. Я предупредил его о том, что вы приедете …
— Помилуйте, — пожал плечами Свод, — я прошу вас меня простить, Якуб, но вот уже который раз я пытаюсь доказать вам, что в моей поездке туда нет никакого смысла.
— Ну конечно, — возразил Якуб, — думаете, будет лучше, если Патковская явится сюда?
— И что с того? — улыбнулся Ричи. — Эта особа приедет, ничего не изменится, ведь она совершенно не владеет английским, …так, пару слов. Как я стану с ней изъясняться? Или вы думаете, что она рискнёт доверить вам перевод столь деликатного разговора? Само собой нет. А понять многосложные объяснения из моих уст о несостоятельности наших отношений она точно не сможет. Что ж тогда вы прикажете мне делать? Просить перевести весь этот бред её сына?
— Подождите, — не на шутку озадачился Война, — но как же вы тогда …с Патковской и этой Михалиной? Или вы хотите сказать, что простолюдинка знает…
— Ничего Михалина не знает, — спокойно ответил Свод, — да и не надо ей ничего знать, кроме того, что я безропотно готов отдать за неё свою жизнь. Я, конечно, боюсь снова услышать продолжение утреннего разговора о грязи отношений и так далее, однако считаю своим долгом сообщить вам, Якуб, что в отношениях мужчин и женщин есть вещи, в которых и разговаривать-то особенно не надо. За вас всё скажут глаза и жесты.
Война снова устало улыбнулся:
— Чёрт вас подери, Ричи. Какой же вы всё-таки…. Значит так, — добавил он, вставая, — завтра мы едем в Патковицы, а там будь, что будет. У меня, знаете ли, там свои дела. Будет повод представить вас Андрею и ещё раз повидаться с Сусанной. Думается мне, что недалеко то время, когда Патковские сменят дома льняные скатерти на камчатые. И если всё пойдёт как надо, то к концу следующего года я и Сусанна поженимся. Как вы считаете, стоящее это дело?
— Вам виднее, — уклончиво ответил Свод, — только я не понимаю, при чём тут скатерти?
— Скатерти? — Переспросил Якуб. — Они, конечно же, ни при чём. Просто у нас так принято, привечать гостей в дни умеренных торжеств, застилая столы льняными скатертями, а в праздничные или по особому случаю, скажем, по случаю помолвки, камчатыми.
ГЛАВА 9
Ветряное утро следующего дня подсушило всё, что наплакало за последнее время безутешное небо. Старательно перемешиваемый ветром воздух, дышал свежестью лёгкого морозца и игриво пощипывал раскрасневшиеся щеки всадников. Поднялся выше потолок чёрно-синих туч и шалеющие от резких порывов ветра галки, будто дети на горке весело катались в складках его невидимого плаща, сопровождая это действо пронзительными резкими криками.
Кони, сойдя с каменистой дороги, неохотно ступали по вязкой, холодной земле, фыркали, пугаясь встречной атаки ветра, вертели головами, не в силах спокойно дышать под неуютным давлением движущихся холодных масс.
Ветер безумствовал настолько, что в этой безудержной игре сумел добраться до святая святых, сердца англичанина, в котором убаюканные ленью уже едва тлели угли воспоминаний о морских просторах. И пусть вокруг них яростно шумели на ветру не морские волны, а самое заурядное литовское поле, сердце Свода пело. Он улыбался встречному ветру, и даже что-то тихо мурлыкал себе под нос.