Сводный босс

Салах Алайна

— Пошёл ты, Гас. У меня в глотке не такой проходной двор, как в твоих трусах.

Она его не целовала! Русская недотрога! Отличница-матрёшка! Солнце вылезает из-за туч, птицы поют громче, в штанах снова тесно, и я улыбаюсь. Я последний, кто её целовал. И я собираюсь сделать, чтобы так оно и оставалось до тех пор, пока она не уедет.

Аккуратно утрамбовываю матрёшку в кресле машины и везу в больницу. Как герой-пожарный, спасший из огня котёнка, на руках заношу её в приёмную. Матрёшка вцепилась кулачками мне в рубашку и напряжённо сопит. Спустя полчаса бюрократической возни её принимают в палату, а мне говорят приехать

позже. Я в раздумьях — на работу смысла ехать нет, домой тоже неохота. Прыгаю в машину и еду в ближайший мобильный салон, где, как настоящий угодливый папик, покупаю матрёшке новый айфон, пять разноцветных чехлов и ещё какую-то пушистую требуху на цепочке.

Глава 15

Слава

— И твоё сердечко растаяло? — ухмыляется изображение Верушки с экрана ноутбука.

— Он был таким мииилым, — смущённо опускаю глаза на клавиатуру, — забрал из больницы и нового айфошу мне вручил. И милые чехольчики с котятами. Не железная же я, чесссслово.

— Поплыла ты, мать, — хмыкает Вера. — Дай угадаю: очи соколиные, брови соболиные, косая сажень в плечах?

— И в ядрах чистый изумруд, — повержено вздыхаю.

Подруга поджимает губы и неодобрительно качает головой.

— Всё тебя не на тех тянет, Славка. Я здесь давеча уточнила — в Нью-Йорке проживают около восьми с половиной миллионов человек. Конечно, не все они мужчины, но, согласись, — многозначительно вздёргивает густые брови, — есть из чего выбирать. Из всех ты решила запасть на своего потенциального сводного брата-кобеля, у которого к тому же есть девушка.

— Если уж я в двенадцатимиллионной Москве умудрилась каблуком наступить на кусок говна по имени Серёжа, чему, вообще, можно здесь удивляться. И я на него не запала. Просто Гас начинает мне нравиться.

— Это потому что ты проводишь с ним двадцать четыре часа в сутки. Знаешь, как говорят, если надавить на глаз, то появятся разноцветные круги, а если долго слушать русский рэп, то есть риск, что он понравится. Отвлекись. Что хорошего ты видела в отношениях, кроме своего Говносерёжи? Романчик, может, небольшой русско-американский замутишь? Необязательно с совокуплением. Поцелуйчики, цветочки, тисканье под луной.

— Он не до такой степени мне нравится, чтобы пуститься в розовые сопли. Разберусь, Верунь.

— Я тебе не мать, Славик. Просто будь осторожнее. Хватит того, что плохие американцы наших несчастных миллиардеров обидели.

Смеюсь и отключаюсь. Верушка — мои запасные мозги на тот случай, когда собственные превращаются в солому. Она права. После того как Гас проявил себя отважным бурундучком, я растаяла, как холодец на солнце. Наверное, потому что к подобной заботе не привыкла. Перед отцом я всегда прятала свои слабости, пытаясь компенсировать тем самым нечаянный дефект половой принадлежности, с мамой побыть трогательным нытиком тоже не получалось, потому что в этой ипостаси ей и самой равных нет. А Сергей... Я вот сейчас думаю, а можно ли назвать любовью отношения, в которых ты всё время создавала видимость идеальной девушки. Что волосы у тебя растут только на голове, и не приведи Господь, где-то в других местах, что ты всегда бодра и остроумна, и способна сама решить свои проблемы, не утомляя ими избранника. Одним

словом, сильная независимая женщина, даром что кошек нет.

А ещё Гас оплатил счёт в клинике за моё волшебное излечение от рвотной напасти. Если меня чему-то и научил сериал «Доктор Хаус», помимо того, что волчанка в Америке столь же распространена, как насморк в России, а наркомания не повод отказывать себе в роскоши быть врачом, так это тому, что здесь болеть дорого. Если нет медицинской страховки, лучше просто помучаться пару дней и сдохнуть. А у залётного русского воробья, вроде меня, страховки нет. Я пыталась узнать, во сколько обошлось моё суточное пребывание в больнице, но Гас отказался назвать сумму, ссылаясь на то, что все расходы записали на счёт господина Куросавы.

— Эй, матрёшка, — голова Гаса показывается в дверном проёме спальни. — Мы с парнями сегодня идём в клуб. У вас в России слышали о таких? Это такое место, куда золушки одевают развратные платья и задорно крутят задницами под музыку, чтобы привлечь внимание пьяных принцев.

Откладываю ноутбук и скрещиваю руки на груди, занимая боевую позу для словесного обстрела.

— Так вы, американцы, развлекаетесь? Мы, русские, обычно кормим медведей, выпиваем литр водки и ложимся спать.

— Ладно, остроумная, — на удивление быстро капитулирует Гас, — предлагаю тебе пойти с нами. Будут Джо и Эл, с ними ты уже знакома. Твоего наркодилера я приглашать не стал, порнуху со смурфиками прибережём до моего дня рождения.

— А где будет Камилла? — не удерживаюсь от любопытства.

Взгляд Гаса становится рассеянным, и он выглядит почти смущённым.

— Встретится с подружками, наверное, — не могу понять, то ли он не уверен в этом, то ли просто не хочет говорить.

Даю себе пятнадцать секунд на обдумывание и энергично соглашаюсь. В субботний вечер я совсем не хочу киснуть в четырёх стенах и к тому же обожаю танцевать. А ещё это отличный повод выгулять новое платье.

Когда время на часах показывает одиннадцать вечера, я завершаю финальные штрихи ночного образа: распыляю эссенцию любимого парфюма на запястья и перебрасываю цепочку «Фурлы» через плечо. Бросаю на себя взгляд в зеркало, думая: «Не посрамлю ли честь страны в рассаднике американских койотов? Нет, однозначно, не посрамлю».

— Матрёшка, если ты голенькая, кивни, — слышится за дверью голос Гаса, и уже через секунду он стоит на пороге.

— А если бы я была голая? — Демонстративно вонзаю руки в бока.

— Тогда мы бы никуда не поехали, и я бы трахал тебя до утра в таких позах, что тебя потом без экзаменов приняли бы в балетную школу, — севшим голосом произносит Гас, пока его взгляд мечется по мне, как чумной заяц. — Круто выглядишь, матрёшка.

Краснота предательски ползёт к лицу от самого живота, как ртуть в колбе градусника, и чтобы её скрыть, мне приходится встряхнуть волосами.

— Ещё одна фантазия твоего вечно напряжённого дружка о шлюшке-балерине, Малфой?

Моя попытка разрядить сексуальное напряжение в воздухе оказывается провальной, а лицо Гаса остаётся серьёзным.

— К чёрту балерин, матрёшка. Гас-младший заболел Гермионой.

Моё сердце начинает колотиться так сильно, что на секунду кажется, что он его услышит.

— Уверена, твой младший забудет о Гермионе, когда цыпочки из Шармбатона сойдут на берег.

По лицу Гаса снова ползёт знакомая ухмылка.