Своё никому не отдам
Шрифт:
Удар, конечно нечестный и даже откровенно подлый, но через полчаса в часовенке пристойный обряд уже был завершён. Матушка государыня плакала, глядя на оставленные её рукой следы и на Селима смотрела гневно, однако, в целом, выглядела покойней, чем когда отправляла сына образумить царевну.
— Да уж Гришенька, всё-то у тебя не как у людей. Поперёшный ты и быстрый на дело. Это же я опомниться не успела, как дочку своими руками за худородного отдала! — сетовала она позднее, когда по обычаю молодых отвели в опочивальню.
— Ты матушка всё по обычаю учинила. Дочери царские всегда креплению государства споспешествовали, и Агнесса тому лучший пример. Селим —
Судя по последним вестям, дела в рысском царстве приходили в порядок. Усмирили бунты, татей лесных переловили, и стало кругом тихо и спокойно. На Ендрике тоже потрясений никаких не случилось. Вдоль дороги малые городки встали вокруг казарм, а окрест их стягивались крестьянские деревеньки, покидая истощённые пашни. Питомцы Волкера-немчина указывали хлеборобам, что за чем сеять и как пашню обиходить. Они же отписывали дьяку оброчного приказа, когда и с кого в этом году надо меньше брать зерном, а на другой год недоимки отнести. А бывало и наоборот — наперёд стребовать в счёт следующего урожая.
С беженцами вопрос Гриша решил недостойным образом. Людского приказа дьяка подкупил, чтобы он в столицу много меньше показал пришлых семей, чем на самом деле прибежало, а остальных у хозяев выкупил. Так же заплатил отступного и здешним боярам, от кого к нему крестьяне утекли. Опять сундуки опустошил до выгреба и даже новых расписок в оборот запустил. Зато слушок пошёл, что с Ендрика выдачи нет.
Ехали сюда люди. Вдоль северной дороги бродили тучные стада коров, и табуны кобылиц проносились с топотом. Бойни, коптильни, сыроварни становились у путевых построек. Казармы Забойщиков и Усмарей и других профессий людей, собравшихся в этих посёлках, возникали одни за другими. Что-то по велению губернатора и на казённые деньги строилось, но большинство средствами купцов приезжих, искавших прибытку в новых для себя местах.
Западная дорога прошла через земли беглых, к которым людского и оброчного приказа дьяки так и не приходили. Подумал царевич, да и не решился ломать сложившуюся жизнь этих людей. Ничего они ему не должны и от него им ничего не надо. Некогда, в общем, ему усмирять этот молчаливый бунт. Он ведь до сих пор даже с боярами своими толком не познакомился, хотя уже который год вроде как считается, что они на службе у него.
Кстати, с Натальей Гриша обвенчался, как и князь Фёдот со своей Любавой. Сразу, как отдал сестрицу за Селима, так и сделал всё по своему разумению. Он уже столько всего натворил против устоев и традиционного уклада, что просто перестал обращать внимание на очередное отклонение от обычая. Страх… нет, не исчез никуда его страх. Другим он просто стал. Расчётливым. Хищным. Агрессивным. Боязнь ошибки сделалась иной — предусмотрительно ищущей запасные варианты и планирующей ходы по устранению последствий возможной неудачи. Гибель — да нежелательное обстоятельство. Поэтому охрана его состоит из казаков, стрельцов и солдат, зорко поглядывающих по сторонам, но, главное, сам он меняет облик и часто неожиданно перемещается.
Он ни на секунду не забывает о том, что ведёт войну. А боец должен владеть своим страхом, иначе поражение неминуемо. Тайное сражение, о котором неприятель ещё не знает, проходит с его преимуществом, потому что сопротивление некому организовать. И пользоваться моментом необходимо стремительно,
Наведаться к боярину Чухнину давно уже пора. Фёдор Фёдорович, надо признаться, оставил ему остров с хорошо налаженным хозяйством и неплохо защищённый. Да и денег скопил для преемника немало. Говорят, что от ран он оправился и так и живёт в своём поместье, ни во что не вмешиваясь. С соседями знается, переписывается с батюшкой — вот, пожалуй, и всё, что о нём ведомо.
Поскакали с Натальей верхами. Она очень любит носить форму, поэтому одета прапорщиком. Короткие после традиционного отрезания девичьей косы волосы упрятаны под пятнистую шапочку — ведёрко с короткими полями, на которой красуется зелёный жестяной значок, говорящий о принадлежности носителя к воинскому сословию. Рядом с ним квадратик, говорящий об офицерском чине, и две скрещенные пушки, указывающие род войск. У жёнушки очень системный взгляд на многие вещи и придуманная ею символика легко позволяет отличить, кто есть кто перед тобой и в каком он чине.
Казаки и стрельцы здешние уже переняли эту одёжу — ловко в ней и прятаться хорошо, не то, что в красных кафтанах или ярко синих зипунах. Эмблемы только у них другие. Сабли у одних и пищали у других.
А вот Гриша одет мирным жителем. Приказчик купеческий или сын зажиточного крестьянина мог бы так же нарядиться. Шаровары, в сапожки заправленные, и рубаха не шибко дорогого шёлка. Такие нынче многие себе позволить могут. Ткани же на костюмах обоих уже мануфактурной выделки. Тут они нынче дешевле домотканки, потому что и прядильню и ткацкий цех купцы приезжие возвели и в дело запустили. Хотя, какие они теперь приезжие? Здесь живут, вот и своими стали.
Тем негоциантам, что в городе лавки держат, он это давно втолковал, а сам путается. Уж очень быстро меняется всё вокруг.
Стражи при путниках нет. Разве что дозор передовой, да фланговые разъезды, ну и в арьергарде десяток конников. А про то, что по маршруту расставлены секреты арбалетчиков он Наташке ни за что не скажет, а то она на привале даже приголубить себя не позволит. Скажет, что не на людях же. Ну да ладно, и без того до вечера можно потерпеть, а то у него при виде подруги последнее время голова начинает всё больше об усладах думать, чем о деле. Возрастное, наверное. Раньше он много спокойнее был. Хотя, чего это он подругой жену помянул? Впрочем, подруга она ему тоже, как и была.
Ну да, вот и жилище боярское — тут километров пятнадцать всего-то и было. Что тут особо скакать?
Хозяин встретил их у ворот, которые слуги поспешно отворяли. Сразу повёл за стол и обильно напотчевал.
— Гвардейцам твоим тоже снесли горяченького, хоть и ныкаются они по скрадкам, а питание должны получать, — такими словами завершил боярин трапезу.
— Рад я, Фёдор Фёдорович, что вижу тебя в добром здравии. А что, пахари от тебя не разбежались?
— Незачем им бежать. Я ведь все твои фокусы раскусил и перенял. Стёкла привёз и мастера, чтобы в избах окна устроить, печи всем кирпичные поставил с трубами, холопов своих верных к Волкеру твоему немчину отправлял, чтобы вызнали чего куда сыпать и что за чем сеять. Мне, как от дел отошёл, кроме как хозяйством и заняться-то нечем. Разве что слухи собирать. Хе-хе.
Покрутил Гриша в голове только что услышанное — а и правда, невелик расход состоятельному человеку устроить жизнь работников в своем поместье. Было бы желание.