Своенравная наследница
Шрифт:
Я почти не дышала, боясь, что он вот-вот обнаружит мое присутствие, но вскоре успокоилась: он меня не заметил. Он перестал озираться и погрузил руки в ручей, мерцающий в лунном свете. Затем он посмотрел в небо и произнес «gealach», что по-гэльски означает «луна». После этого он доверху наполнил сосуд глиной с речного дна, поднял его и быстро удалился по крутой тропинке.
Я испытала огромное облегчение, когда он исчез за поворотом, и некоторое время оставалась в своем укрытии, опасаясь, что он заметит меня откуда-то сверху. Крайне заинтригованная, я отправилась домой, твердо пообещав себе выяснить, кто этот человек, чем он занимается и где живет. Маленькая Уинифред вызвала во мне непривычное, необъяснимое участие, я чувствовала, что ради нее должна узнать побольше об этом Найале.
На хозяина гостиницы я не могла полагаться, он и в прошлый раз при первом упоминании о незнакомце угрюмо закрылся в себе и отказался говорить. Поэтому я решила вновь отправиться в замок к миссис Мэхен. Ее преданность девочке, доброта и чистосердечие привели меня к этой мысли. Я собиралась спросить у нее, можно ли доверять этому Найалу, насколько полезно для девочки его общество. Я была знакома с этим ребенком всего несколько дней, но уже беспокоилась о том, что она слишком оторвана от жизни. Нелепо одетый эксцентричный господин, кажется, внушал ей неверные представления. Девочка обладала быстрым умом и способностями, но могла ли она получить хорошее образование и воспитание, подобающее ей по рождению?
Положение Уинифред казалось мне печальным и небезопасным: единственным ее опекуном была слепая старуха, которая, несмотря на всю свою преданность, не имела ни возможности, ни, наверное, желания как-либо воспитывать девочку. При этом сама натура девочки казалась мне многообещающей. Она была полна врожденного благородства, чистоты и поэзии, и я со вздохом сказала самой себе: «Ни одна другая земля под солнцем не породила бы такую дочь. Она сверкает здесь, как жемчужина в темных водах».
Поэтому свой второй визит в замок я нанесла на следующий же день после того, как увидела ночью таинственного Найала.
Стояло ясное утро, в воздухе пахло цветами и тем незабываемым ароматом, который свойственен Ирландии в мае. Подойдя к замку, я остановилась послушать дикого дрозда, и его радость как будто передалась мне в сладкой песне. Уинифред кормила кур, серых, рябеньких и белых, бросая им зерно и крошки овсяного хлеба. При виде их возни она радостно смеялась и называла птиц по именам:
– Нет, Эйлин Мор! Не будь такой жадной, ты хватаешь все подряд! А тебе, Серая Мэри, ничего не досталось? Вот тебе кусочек. Нет-нет, Майк, тебе больше не положено, дай поесть курочкам!
Большая рябая курица, с которой Уинифред заговорила первой, важно выхаживала взад и вперед, то и дело отбирая еду у своих более слабых собратьев. Цыплята бегали у нее под ногами и дрались за еду, которую разбрасывала Уинифред.
Заметив меня, девочка радушно кивнула.
– Видите, – сказала она, – как они дерутся за пищу? Они словно дети! – И спросила с милым любопытством: – Наверное, в Америке много крупных птиц?
– Конечно, – ответила я, – любые птицы, какие захочешь. Наверное, тебе нужно как-нибудь съездить в Америку и посмотреть собственными глазами.
Краска залила ее лицо, и она твердым, властным тоном заявила:
– Я поеду туда, если сама захочу.
Она сомкнула губы и повернулась к курам, отсекая у меня всякое желание продолжать расспросы. Еще ни один ребенок никогда не производил на меня столь сильного впечатления. Не то чтобы она вела себя не по возрасту, но было в ней что-то особенное, что заставляло Найала и слепую миссис Мэхен оказывать ей уважение.
– Могу ли я увидеть бабушку? – поинтересовалась я, и Уинифред ответила совсем другим тоном:
– Конечно! Она будет очень рада. Она всегда сидит у очага.
К счастью, Уинифред продолжила свое занятие, по-видимому не собираясь сопровождать меня. Это было весьма кстати, чтобы перемолвиться с миссис Мэхен с глазу на глаз. Я прошла по каменному коридору и, войдя в квадратную комнату, нашла слепую женщину неподвижно сидящей у очага, как и в прошлый раз. На этот раз огня в очаге не было – его место заняла охапка клевера, принесенная Уинифред. Старуха узнала меня тут же, как я заговорила.
– Добро пожаловать, мэм, – она улыбнулась, и мы обменялись несколькими общими фразами о погоде и тому подобном.
День был тихий, и мы слышали, как Уинифред командует курами. Потом она заговорила с кем-то, и миссис Мэхен пояснила, что это Мойра, их маленькая служанка.
– Получается, мисс Уинифред, вечером нужно пойти с Барни за торфом. У Барни есть тележка, – доносился до нас детский голос Мойры.
– Да, я тоже пойду, – решила Уинифред. – Только сначала отнесу букет цветов в церковь. Ночь сегодня будет лунная, мы сможем пойти и попозже.
– Сможем, конечно, мисс, – согласилась Мойра и добавила: – Барни поймал кучу рыбы сегодня, продал ее в Пауэрскорт и принес большую форель для вас, мисс Уинифред. Господа дали ему два шиллинга, но он их отложит, чтобы уехать в Америку.
– И он туда же. Будто помешались все на этой Америке! – ясным голоском сказала Уинифред. – Даже я туда собираюсь со временем.
– Вы возьмете меня с собой? – вскричала Мойра. – Что мне тут делать без вас?
– Посмотрим, когда придет время, – объявила Уинифред. – Я возьму тебя с собой при определенных условиях. Но лучше об этом не болтай, потому что если об этом заговорят, мы можем вообще никуда не поехать.
– Провалиться мне на этом месте! – поклялась Мойра. – Буду молчать, как священник после исповеди. И каково там будет?
– Говорят, что это прекрасная земля с горами и реками, – начала Уинифред.
– Ну, гор и рек у нас и так полно… – заметила Мойра.
– В Америке они другие, – отрезала Уинифред, – а еще там есть великие леса… Там водятся олени и индейцы.
– Я боюсь индейцев, – быстро сообщила Мойра. – Отец Оуэн дал мне книжку, где про них страшное написано.
– Ну, нам не нужно будет подходить к ним близко, – объяснила Уинифред, – а посмотреть на них издали интересно.