Своенравная наследница
Шрифт:
— Поешь, Мата, а потом поднимись к Мейбл. Я хорошо тебя знаю. Ты просидишь у постели больного всю ночь, голодный и усталый, если немедленно не усадить тебя за стол.
Священник прочитал молитву, наскоро проглотил баранье рагу с морковью и луком-пореем, а также форель с маслом и петрушкой и заел все это хлебом с сыром, после чего поспешил наверх. Несколько минут спустя в зале появилась Мейбл. Элизабет позвала ее к столу.
Она поела так же быстро, как священник, и исчезла. Томас и Уилл ушли играть в шахматы. Слуги убрали посуду, и в зале остались только шотландец
— Посидим у огня, — пригласила Элизабет и, когда он сел на стул с высокой спинкой, уселась ему на колени. — Правда, славно? — спросила она, прижимаясь к нему.
— Да, — согласился он, обнимая ее. — Пытаешься соблазнить меня, Элизабет?
Его пьянило благоухание ее волос. Белый вереск! Бэн улыбнулся.
— Именно пытаюсь, — дерзко ответила она. — А ты возражаешь?
— Девушка, девушка, — ответил он почти скорбно, — не думаю, что это хорошая мысль.
— Почему же? — спросила она откровенно. — Разве ты не хочешь, чтобы тебя обольстили?
— Будь на твоем месте другая девушка, я с радостью поддался бы на такие сладкие уговоры.
Почему она так безжалостно его терзает? И почему он это ей позволяет? Нет, он не должен ей поддаваться!
— Во мне нет ничего особенного, — возразила она. — Я всего лишь простая девушка.
— Ты — богатая землевладелица. А я — незаконный сын горца. Мы уже говорили об этом, Элизабет, и ты понимаешь, что я имею в виду, — пробормотал Бэн, пытаясь сдвинуть ее с колен.
Но она лишь устроилась поудобнее.
— Конечно, понимаю, но это не имеет никакого значения, дорогой Бэн. Я богата, а к тому же англичанка. Ты — беден, к тому же шотландец. Мы оба это знаем. Но почему такие пустяки должны помешать нам?
Она распустила завязки его сорочки, просунула руку и стала ласкать гладкую кожу широкой груди. Не успел он опомниться, как она извернулась и, нагнув голову, стала целовать и лизать его соски.
— Элизабет! — взмолился он, но не смог заставить себя отстраниться.
Легкие поцелуи возбуждали и — о! — были так сладки! Наконец он приподнял ее, и их губы встретились в жгучем поцелуе. Одной рукой он расплел ее косу и запустил пальцы в мягкие светлые волосы. Он целовал ее все с большим пылом, пока Элизабет не застонала от откровенного желания. И хотя ее губы распухли и болели, она не остановила его. Когда он начал целовать ее шею, она услышала нарастающий рев в ушах.
Он расшнуровал ее блузу и стал осыпать поцелуями груди, и она вскрикнула, пронзенная острым наслаждением.
— О Бэн! — со стоном вырвалось у нее.
Почему она не вырывается? Почему не защищает свою честь? Не зовет слуг? Не прикажет им выставить его за наглость?
В нос снова ударил аромат белого вереска.
— Элизабет! Элизабет! — прошептал он, уткнувшись ей в грудь.
Помоги ему Боже! Он влюбляется в нее! Нет! Уже влюбился и любил все эти месяцы. Держать ее в объятиях, целовать… это больше, чем он мог надеяться.
Она вцепилась в его темные волосы. Голова кружилась все сильнее.
И она хотела большего. Но чего именно? А. вдруг, если она соблазнит его сегодня, ей
Элизабет счастливо вздохнула.
И этот тихий звук полного довольства привел его в чувство. Пусть он влюблен в нее, но не имеет никаких прав на эту девушку. А ведь он опытный мужчина, старше ее на десять лет, прекрасно понимающий, что еще немного — и они не смогут остановиться. И тогда их, в особенности Элизабет, постигнет несчастье.
Он закрыл глаза, позволяя себе еще один миг наслаждения. Потом поднял голову и сурово сказал:
— Довольно, Элизабет! Это не приведет ни к чему хорошему.
— Но разве ты не мечтаешь, чтобы тебя обольстили? — протянула она.
Бэн невольно рассмеялся:
— Что мне делать с тобой, девушка?
— Я желаю добра нам обоим. Только добра, — заверила Элизабет.
— Нам? Нет никаких "нас", Элизабет! — жестко отрезал Бэн.
Она неожиданно подскочила:
— Есть, Бэн Маккол. Есть! Я леди Фрайарсгейта и хочу, чтобы мы были вместе. А я всегда добиваюсь желаемого!
— Черт побери, почему ты не хочешь меня понять? — вскипел он.
— Нет, почему ты не понимаешь? — крикнула она. Зеленовато-карие глаза скользнули по нему и отметили, как вздулись его штаны. — Ты хочешь меня! И если осмелишься отдать какой-то служанке то, что принадлежит мне, я убью девчонку! Понял? Если тебе нужно унять тот зуд, который вызвала я, уймешь его со мной, и только со мной!
— Лучше прикончи меня, прежде чем это сбудется! — процедил он.
— Но сначала ты прикончишь меня своими ласками, — прошептала она ему в губы, поглаживая набухшую плоть.
— Я не верю, что ты девственница! — бросил он. — Ведешь себя как последняя распутница!
Он снова столкнул ее с колен.
— Есть только один способ удостовериться, Бэн Маккол, — лукаво пропела она.
— Иди спать! — скомандовал он.
Кровь Господня, как же он желает ее!
— Одна? — спросила она, кокетливо надув губки. — Неужели ты не пойдешь со мной? Не ляжешь рядом? Я хочу, чтобы ты сделал меня женщиной. А ты хочешь меня!..
Вместо ответа он выбежал из зала, слыша за собой ее издевательский смех. Будь она проклята! Будь проклята маленькая кокетка! Почему, во имя всего святого, она так ведет себя? Если так будет продолжаться, он рано или поздно поддастся соблазну, но тогда во всем будет виновата только она!
Бэн потер ноющую вздыбленную плоть, которую он хотел бы успокоить только с этой женщиной.
Элизабет смотрела ему вслед и смеялась, надеясь, что он вернется и поцелуями заставит ее замолчать. А за поцелуями последуют ласки…
Но Бэн так благороден!
И все же оказывается, что его можно обольстить. Болезнь Эдмунда как нельзя кстати. Теперь Бэн не ускользнет от нее! Она получит его. О да, получит!
За окном прогремел гром. Гроза, угрожавшая разразиться весь день, кажется, приближалась. В оконные стекла застучал дождь. Элизабет пошла по дому, проверяя, закрыты ли двери и окна, задувая свечи, гася огонь в очагах. Лежавшие в зале собаки даже не шевельнулись, когда она переступала через них.