Своеволие философии

Коллектив авторов

III.IV.5

Эти размышления о наглости и скромности пришли мне на ум, и надеюсь, читатель не будет недоволен, если я представлю их в виде следующей аллегории.

III.IV.6

Сначала Юпитер соединил между собой, с одной стороны, Добродетель, Мудрость и Уверенность, с другой, – Порок, Глупость и Неуверенность, и отправил их в мир. Хотя он думал, что сочетал их, основательно подумав, и говорил, что Уверенность – естественный спутник Добродетели, а Порок заслуживает того, чтобы ему сопутствовала Неуверенность, однако все они не ушли слишком далеко, прежде чем между ними возник раздор. Мудрость, руководившая компанией, была приучена, прежде чем пускаться в любую дорогу, пусть и исхоженную, всегда тщательно ее исследовать, проверять, куда она ведет и с какими опасностями, трудностями и препятствиями можно столкнуться на этом пути. На эти размышления у нее обычно уходило некоторое время, и эта задержка очень не нравилась Уверенности, которая всегда

торопилась и не была склонна к обдумыванию или рассуждениям, даже если впервые попала на эту дорогу. Мудрость и Добродетель были нераздельны, но Уверенность, однажды следуя своей необузданной природе, намного опередила и проводника, и попутчиков, и не чувствуя потребности в их компании, никогда их больше не искала и никогда больше с ними не встретилась. Подобным образом, другая компания, объединенная Юпитером, рассорилась и распалась. Поскольку Глупость видела перед собой немногое, она ничего не делала для того, чтобы определить качество дорог, ни одну не могла выбрать, и этот недостаток решительности был усугублен Неуверенностью, которая со своими сомнениями и колебаниями всегда тормозила путешествие. Это чрезвычайно раздражало Порок, который не любил слушать о трудностях и задержках, никогда не был удовлетворен, пока полностью не завершит свое дело, куда бы не влекли его склонности. Он знал, что, хотя Глупость прислушивается к Неуверенности, ею легко можно управлять, когда она одна. Поэтому, как дурной конь сбрасывает своего седока, он открыто отбивается от этого инспектора всех своих удовольствий и продолжает путешествие с Глупостью, от которой он не отделим. Уверенность и Неуверенность, таким образом освободившись от своих компаний, побродили в течении некоторого времени, пока, наконец, случай не привел их в одно и то же время в одну деревню. Уверенность направилась прямо в большой дом, который принадлежал Богатству (Wealth) – хозяину деревни, и не дожидаясь лакея, сразу вторглась во внутренние покои, где обнаружила Порок и Глупость, которых уже хорошо принимали в этом доме. Она присоединилась к компании, торопливо представившись домовладельцу, и настолько сблизилась с Пороком, что была зачислена в компанию наряду с Глупостью. Все они были частыми гостями Богатства и с того момента стали нераздельны. Тем временем Неуверенность, не осмелившись приблизиться к большому дому, приняла приглашение Бедности – одного из жильцов хижины, и войдя туда, встретилась с Мудростью и Добродетелью, которые, не принятые хозяином большого дома, пришли сюда. Добродетель выразила Неуверенности сочувствие, а Мудрость увидела, что ее характер может улучшиться, поэтому они приняли ее в свое общество. Соответственно, с их помощью она немного изменилась и стала более приятной и привлекательной и теперь известна под именем Скромности. Поскольку же плохая компания оказывает большее влияние, чем хорошая, то Уверенность, хотя восприимчива к совету и примеру лишь в наименьшей степени, настолько развратилась в компании Порока и Глупости, что теперь известна под именем Наглости. Человечество, которое видит эти компании так, как их первоначально создал Юпитер, и ничего не знает о перебежчиках, по этим причинам совершает удивительные ошибки. Везде, где люди видят Наглость, надеются также найти Добродетель и Мудрость, а там, где замечают Скромность, называют ее спутников Пороком и Глупостью.

Сэмюэль Джонсон

Джонсон заслужил славу как великий лексикограф, создавший в одиночку толковый словарь английского языка, а также как выдающийся философ-моралист, автор философских эссе, и знаменитый биограф, мастер яркого портрета. Литературно-критической глубиной отличаются его "Жизнеописания английских поэтов". Из его литературных произведений выделяется философская повесть "Расселас", посвященная проблеме поисков счастья. Он был известен также как острослов, мастер афоризма, блистательный собеседник.

Всю жизнь Джонсона преследовали многочисленные болезни, и его собственная биография являет пример героического преодоления телесных немощей духовной стойкостью и силой. В молодости Джонсон отправился покорять Лондон, не имея ни денег, ни связей, он прошел суровую школу жизни, занимаясь поденной работой. Одно время он писал газетные отчеты о парламентских дебатах, причем не посещал парламент, а узнав, кто и с каких позиций выступал, сам придумывал речь и наиболее убедительные аргументы, которые как правило оказывались весомее высказанных оратором. Таланты Джонсона были замечены.

В это нелегкое время Джонсон пристально изучал жизнь и работал над собой. Он поставил себе за правило всегда говорить правду, не отступая от нее даже в мелочах, и всегда подыскивать наиболее точное слово, не довольствуясь приблизительным смыслом. Когда же он принялся за написание биографий и моральных эссе, к выработке правдивого и точного стиля добавилось глубокое знание человеческой природы, с ее взлетами и падениями. Взгляд Джонсона на человеческую природу был христианским: он видел идеал совершенства, к которому надо стремиться, и прекрасно понимал, что в обычной человеческой жизни он недостижим.

Несмотря на свою огромную трудоспособность, Джонсон считал себя человеком ленивым, пишущим по необходимости. Свои моральные эссе он часто писал в день сдачи журнала в типографию, когда типографский посыльный уже ждал у его дверей готовую рукопись. Эта ситуация косвенно отразилась в его эссе о сочинении эссе, где он обсуждает проблему нахождения темы и оригинальной разработки ее.

Практически всю жизнь Джонсону пришлось работать ради денег, и он часто заявлял, что только дурак будет писать бесплатно. Он осуждал своих коллег по цеху, отдававших свои рукописи издателям за бесценок. Однако, когда сам он добился известности и мог требовать любые гонорары, он сохранял чувство меры и запрашивал меньше того, что ему готовы были платить.

Огромное значение имела для Джонсона вера. В английской культуре второй половины XVIII века, пользуясь заслуженной репутацией, он был оплотом англиканства, противостоявшим влиянию французского скептицизма. В совокупности его влияние на общественное мнение было столь велико, что его эпоху нередко называют «веком Джонсона».

Екатерина Зыкова

Самоограничение необходимо (№ 52.) 108

108

Англ.: “Self-denial necessary”. Перевод Е.П. Зыковой по изданию http://www.johnsonessays.com/the-idler/self-denial-necessary/

14 апр. 1759

Отправлено Сэмюэлем Джонсоном в The Idler 109 .

Практику самоограничения или воздержания от законного удовольствия почти все народы с древнейших времен почитают как наивысшее проявление человеческой добродетели; и все согласны уважать и почитать тех, кто воздерживается от удовольствий жизни, даже если они не осуждают тех, кто этим удовольствиям предается.

Общий глас человечества, и цивилизованного, и варварского, признает, что тело и ум в конфликте друг с другом, и что ни тот, ни другое не могут быть счастливы свойственным им образом, кроме как за счет друг друга; что избалованное тело помрачает ум, а просвещенный ум истощает тело. И никто не усомнился почтить уважением тех, кто предпочитает разум чувствам, кто контролирует свою низшую природу своими высшими способностями, кто забывает нужды и желания животной жизни для интеллектуальных изысканий и благочестивых размышлений.

109

The Idle – название серии из 103 эссе Самуэля Джонсона, публиковавшихся (за исключением 12-ти) в лондонском еженедельнике Universal Chronicle в 1758–1760 гг. Сам этот журнал, можно сказать, существовал, только пока в нем публиковались эссе Джонсона. Его биограф Дж. Босуэлл пишет, что эти эссе иногда были написаны так же быстро, как пишутся обычные письма: однажды, будучи в Оксфорде, Джонсон написал эссе за полчаса, чтобы успеть отправить его с последней почтой и чтобы он был опубликован на следующий день.

На земле вряд ли найдется страна, достаточно политически развитая, чтобы разделять общество на классы, где бы ни было какого-либо слоя мужчин и женщин, отличающихся добровольным самоограничением, и где репутация их святости не была бы тем выше, чем строже их правила и точность их исполнения.

Если мнение, в котором ни у кого нет соблазна личного интереса, распространяется широко и существует длительное время, разумно предположить, что оно подсказано природой или продиктовано разумом. Неоднократно замечено, что выдумки обманщиков и фантастические иллюзии быстро исчезают под влиянием времени и опыта, и что удерживается только истина, которая с каждый днем приобретает все большее влияние, находя подтверждение в жизни.

Но истина, когда она осуществляется на практике, становится подвластна капризу воображения, и многие конкретные действия могут быть неправильны, хотя общий принцип верен. Нельзя отрицать, что истинное убеждение в том, что необходимо накладывать узду на аппетиты, породило экстравагантные и неестественные способы умерщвления плоти, а подобные установления, как бы доброжелательно к ним ни относиться, следует признать, насилуют природу, не помогая благочестию.

Но само учение о самоограничении не умаляется ошибками тех, кто его неправильно трактует или применяет; посягательство аппетитов на способность мышления мы наблюдаем ежечасно, а состояние тех, кого поработила чувственность, как мы знаем, в высшей степени презренно и несчастно.

Боязнь такого постыдного рабства может справедливо тревожить, а мудрость постарается держать опасность на расстоянии. Своевременная осторожность и подозрительная бдительность могут подавить те желания, потакание которым приводит к их полному господству. Этих врагов можно победить, но если они сами привыкнут побеждать, противостоять им будет невозможно.

Нет ничего более фатального для нашего счастья и добродетели, чем та уверенность, с которой мы себе льстим сознанием своей силы, возможности отступить, она вводит нас в погибель. Некоторые могут позволить себе зайти в пределы наслаждения дальше, чем другие, больше приоткрыться для золотых стрел удовольствия, ближе подойти к жилищу сирен; но даже тот, кто лучше всех вооружен постоянством и разумом, все же уязвим в том или ином месте; и у каждого человека есть предел, перейдя который, ему нелегко возвратиться. И конечно, более мудро и более безопасно остановиться, не доходя до своего предела, ведь каждый шаг вперед все более соблазняет двигаться дальше, пока человек не вступает, наконец, в пределы сладострастия, а праздность и уныние преграждают ему путь назад.