Свои. Путешествие с врагом
Шрифт:
На этом глава заканчивается.
Читаю – и у меня концы с концами не сходятся. То ли евреев убивали “некоторые литовские подонки”, как утверждается на странице 118, то ли все же “сотрудничавшие с нацистами литовские власти” содействовали массовым убийствам, как утверждается на странице 121, кроме того, даже “из-за нескольких тысяч участников массовой расправы на Литве осталось несмываемое кровавое пятно”? Так правильно ли я понимаю, что тогдашняя литовская власть поддерживала подонков, а значит, сама была такая же? А подонков было несколько тысяч? Многовато… А может, эти несколько тысяч, опиравшиеся на поддержку литовской власти, были не подонками, а… Кем они были? И поскольку учебник предлагает отделить виновных от невиновных и от лучших, благороднейших людей – так отделим.
В гибели 96 процентов литовских евреев виновны (кроме нацистов) … Есть три варианта:
Подонки.
Литовские власти.
Тысячи литовцев.
Какой из вариантов правильный? Или все три?
Так я начала поиски ответов. Меня вдохновляла и статья историка Нериюса Шепетиса, которую после проекта “Быть евреем” разместили у себя целых три литовских портала. Историк размышляет о том, не был ли этот проект всего лишь “шоу полезных идиотов” [5] .
5
Авторство
Те, кто участвовал в Литве в истреблении наших евреев, – большей частью литовцы. И что? Давайте составим их списки, еще лучше – напишем их биографии, понемногу выявляя (если получится) типичные черты, но так просто не отдадим наших евреев тем, кто уподобляется охотникам на нацистов (таким, как Зурофф) или защитникам истории (таким, как Кац). Потому что для них жившие среди нас и убитые евреи – только орудие [6] .
Слова “И что?” побудили меня начать книгу – одинокий путь одной женщины в сторону истины. Главное правило, которого я придерживалась в этом моем путешествии, – углубляться только в то, что написано, издано или сказано в Литве, написано или сказано своими, литовскими людьми. А не теми, кто живет в США или Израиле. Никаких свидетельств с той стороны.
6
Nerijus Sepetys. “«Buti zydu» Lietuvoje: Soa atminimo stiprinimas, pilietimo samoningumo ugdymas, o gal… naudingu idiotu sou?” 15 min. lt, 30 мая 2015 г.
С чего, с кого начать? Может быть, с детей – свидетелей Холокоста?
II. Свои. Дети, которые видели
В Вашингтонском музее Холокоста хранятся несколько сотен видеозаписей – интервью [7] с людьми из Литвы, которые видели события 1941 года. Или с теми, кто участвовал в Холокосте.
Лаймонас Норейка
Актер, лауреат Национальной премии Литвы
7
Все четыре интервью – из фондов Вашингтонского музея Холокоста. Коллекция Джеффа и Тоби Хэрр.
Летом 1941 года Лаймонасу было 14 лет.
В июне 1941 года, когда началась война, мы с братом работали в переплетной мастерской. Возвращаясь домой, мы увидели, что на повороте с проспекта Витаутаса стоит толпа. Небольшая толпа, человек, может, пятьдесят. Мы с братом подошли. Мне тогда шел пятнадцатый год, а брату было уже восемнадцать. Я притиснулся к ограде, там была такая плетеная проволочная ограда. Притиснулся совсем близко. Это был гараж “Летукиса” [8] . Три двери, ведущие в гараж, были распахнуты, а двор полон конского навоза. Его было так много – наверное, в этом гараже или немцы, или русские перед отступлением держали коней, и собралось много этого навоза.
У меня прямо перед глазами стоит мужчина, одетый в черное, интеллигентный такой, а другой падает на колени и сгребает этот навоз. А тот интеллигентный лупит его по спине железной штангой и орет: “Норма! Норма! Норма!” А человек собирает этот навоз, навоз у него из рук валится, и тот опять бьет его по спине железной штангой и опять орет: “Норма!”
Я увидел две группы. Один одну забивает, другой другую. Ужас кромешный. Я больше никуда и не смотрел даже… И тот человек потом упал и уже не поднялся. Тогда этот взял шланг там, где машины моют, и льет на него воду, и тот начал шевелиться, подниматься… Тогда опять битье, опять навоз и опять: “Норма, норма!”
Гаражные ворота открыты, на земле видны неподвижные люди. А дальше там внутри темно, ничего не видно. У ворот одни люди стоят, другие лежат. Живые? Неживые? Не шевелятся. У меня осталось впечатление, что все они там – и те, кто избивал, и те, кого избивали, – были интеллигентные люди в костюмах, не какие-нибудь рабочие. Крови не видел, только навоз и потоки воды.
В толпе не было ни одобряющих, ни протестующих, все только смотрели, прижавшись к этой ограде. Любопытные. Мы там пробыли, может, десять минут, может, больше… Потом брат взял меня за плечи, оттащил от ограды, и мы пошли домой.
А в то время по другую сторону проспекта Витаутаса было Каунасское центральное городское кладбище, и там шли похороны погибших белоповязочников. Играли траурные марши. Ужас. Тут убийства, а тут марши.
Возвращаясь домой, мы услышали крики. Это белоповязочники хватали евреев, чтобы те убрали трупы со взорванного Алексотского моста. Трупы эти были везде: и в воде, придавленные обломками. На другой день трупов уже не было. То ли их увезли куда, то ли отцепили от обломков и пустили по течению Немана.
[7 октября 2004 года, Вильнюс]
8
Lietukis можно было бы буквально перевести как “Литхоз”, это сокращение от Lietuvos zemes ukio kooperatyvu sajunga (Литовский сельскохозяйственный кооперативный союз). Гараж принадлежал сельскохозяйственному кооперативу, существовавшему с 1923 по 1940 год. Прим. пер.)
27 июня 1941 года в гараже “Летукиса” были забиты ломами 52 каунасских еврея.
Юлюс Шмулькштис
Доктор философии, в прошлом – советник президента Валдаса Адамкуса
Летом 1941 года Юлюсу было 11 лет.
Мы купались в Немане, на пляже в Кулаутуве [9] . Вдруг мы услышали выстрелы и поняли, что звуки доносятся с другого берега Немана. Подошла группа людей, мы снова услышали выстрелы, и эта группа людей пропала, наверное, они упали в яму. Мы залезли в ивняк на берегу Немана и смотрели, наверное, с полчаса или дольше, но потом заметили, что над тем местом поднялся столб пара или дыма.
Мы вернулись обратно в поселок. Там собрались люди и что-то с жаром обсуждали. Остановились послушать. От некоторых я услышал, что расстреляли евреев из Запишкиса [10] и что нас это не касается, не наше дело. Но были и такие, кто говорил: но это наши друзья, наши знакомые. Даже имена называли. У меня осталось впечатление, что эти люди поделились на две половины: одни были потрясены тем, что людей расстреляли, а других это нисколько не потрясло, и они приводили различные аргументы, доказывая, что ничего страшного не происходит.
Позже я узнал, что в тот день действительно расстреляли евреев из Запишкиса, и еще я узнал, что, как делалось во многих местах, на закопанные трупы расстрелянных, сваленные в яму, сыпали известь, а на известь лили воду, и оттого кверху поднимался пар.
[9 мая 2001 года]
9
Кулаутува –
10
Запишкис – местечко в Каунасском районе. (Прим. пер.)
Антанас Кмеляускас
Художник, лауреат Национальной премии Литвы
Летом 1941 года Антанасу было 9 лет.
В Бутримонисе, где мы жили, было много евреев. Дом к дому лепился, и везде лавки. А в них всего полно, люди из костела шли, заходили в эти лавки.
Потом евреев начали регистрировать и прицепили им спереди на лацканы желтые звезды. Так это еще ничего, но как-то очень неприятно было, когда прицепили еще и на спину, как будто бы специально пометили, куда целиться.
В тот день расстрела я услышал от отца, что всех евреев согнали на площадь и велели раздеться. Это для всех был такой ужас. Мы, дети, поняли, что будет что-то страшное. А потом, вечером, их били, потому что стоны слышались. Мы хотели пойти посмотреть, но детей не пустили. Уже в лесу были ямы вырыты, и все знали, что евреев будут расстреливать, и ждали этого.
Мы, дети, на другой день под вечер пошли к лесу, в сторону Клиджёниса. Небо над Бутримонисом с западной стороны было такое красное, а может, мне только так запомнилось от этого ужаса… Мы пришли, за домом спрятались и стали смотреть. Их пригнали, почти ничем не прикрытых, голые были, без одежды. Разве что в трусах. Было их, наверное, человек десять. Они стояли у самого края ямы. Выстрелили, и они все упали. Стреляли в спину, и руки у этих людей тоже были за спину заложены. Тех, которые стреляли, тоже было, наверное, десять, все они были в зеленой форме.
Людей приводили из местечка партиями. Им ничего не говорили, и ждать им тоже не приходилось. Больше вели женщин и старых людей, потому что тех, кто помоложе, еще раньше увезли в Алитус расстреливать. Может, сопротивления боялись. Приводят, расстреливают и других гонят.
Потом мне после этих расстрелов кошмары снились. Ямы. Может, всем детям кошмары снятся? Кто видел эти расстрелы, у тех на всю жизнь след остался. Справедливости нет ни капли.
Родители сказали, что потом одежду евреев свалили на втором этаже одного дома, связали в узлы и через окно со второго этажа спускали вниз. Были люди, которые ее брали. Вот какие мерзкие дела.
Те, кто там участвовал в расправе над евреями, потом старались убедить, что евреи людей эксплуатировали. Те же самые потом помогали Советам, когда людей в Сибирь увозили. Чаще всего это были пожилые люди, которых легко было убедить, что они бедно живут, потому что их евреи эксплуатируют. Думали, возьмут у евреев что-нибудь, когда тех расстреляют. Потом те же самые говорили, что их эксплуатировали богачи, литовцы. И этих эксплуататоров везли в Сибирь. И немцы, и русские одинаково действовали. Был один такой, который возил зерно еврею в Каунас. Еврей давал ему заработать. А тот говорил, что он еврею служит и что еврей его эксплуатирует. Есть такие люди, которые в кого угодно могут стрелять, хотя бы и в ребенка. Если бы потом пришли какие-нибудь китайцы и сказали, что надо расстреливать художников, поскольку те не работают, а эксплуатируют, нашлось бы достаточно людей – таких, кто стал бы стрелять. Только надо, чтобы нашлась такая власть, такие организаторы. Есть такой тип людей – с низким интеллектом и образованием – их нетрудно убедить…
[19 апреля 1998 года]
Марцелиюс Мартинайтис
Поэт, лауреат Национальной премии Литвы
Летом 1941 года Марцелиюсу было 5 лет.
Я два раза видел, как убивали евреев. Воспоминания глубоко врезались мне в память.
Мы с отцом возвращались с рынка, из Расейняя. На пастбище было еврейское гетто, и евреев строем гнали по Юрбаркскому шоссе. Мы ехали на телеге и обогнали вереницы людей, которых вели расстреливать. Было очень странно, что так много людей гонят, а по бокам только четверо с автоматами. Я тогда был ребенком и удивлялся, почему они не бегут.
В другой раз, когда мы возвращались из Расейняя, нас остановили на дороге у поворота. Пригнали группу. Им велели раздеться. И женщины были голые. Почему-то их не выстроили, чтобы расстрелять. Двое мужчин взяли жердь, опустили в яму у края, расхаживали по ней и стреляли.
Был август, время жатвы, начинали убирать рожь. Ясные, теплые дни. Было очень много расстрелов. Каждый день по несколько раз. Слышались крики из-за горы, очень далеко разносились. И мы знали, что сейчас начнут расстреливать. Жнецы, услышав выстрелы, переставали работать. Женщины, когда слышали выстрелы, молились, опускались на колени. Потом слышны были автоматы. Потом тишина, тишина, тишина.
Когда расстреливали, засыпали землей, потом следующая партия, следующая. Оставались живые. Так они ночью, выбравшись из-под земли, выкопавшись, приходили в нашу деревню. Мне их судьба неизвестна, потому что от детей все очень скрывали, дети пробалтывались. Те люди оставались, их не выдавали. Я видел, как один приполз окровавленный, и потом он исчез. Может, переночевал у родителей, может, кто другой к себе взял, не знаю.
И еще рассказывали страшное. Сам не видел, но говорили, что детей не расстреливали, детей забивали. Били о дерево, череп раскалывался, и тогда их бросали в яму. Потому что ребенка трудно застрелить, он мелкий.
Кто стрелял? Я видел такую картину: немцы были, но они как-то поодаль держались. Стреляли местные. Из нашей деревни двое было. Улецкас и Савицкис. Еще один из соседней деревни. Соседи, которые жили в нескольких сотнях метров, после расстрела заходили к нам. Подвыпившие. Одетые в форму с черепом на рукаве. Очень ею гордились и все показывали эту нашивку. Хотели выпить, так приносили одежду и другие вещи, предлагали родителям, но те не брали. Во всей деревне никто не брал. Улецкас после войны ушел в лес, но скитался один, потому что партизаны его не приняли. Потом его застрелили. Савицкис прятался, зимой его нашли в усадьбе, он бежал босиком по снегу. Подстрелили, и он оставлял кровавые следы.
Там, где евреев расстреливали, после войны коров пасли. Потом стали прокладывать магистраль Каунас – Клайпеда. Прокладывали дорогу и не знали, что там могилы. Копали, и начали выворачивать черепа, кости. Потом заасфальтировали эти захоронения.
[28 сентября 1998 года]
III. Свои. Политики
После начала советской оккупации 1940 года в Литве пробудилась огромная ненависть к евреям. Почему? Да ведь они, евреи, встречали русских с цветами. Они, евреи, ссылали литовцев в Сибирь. Они, евреи, заняли все руководящие посты. Они, евреи, допрашивали, томили и пытали литовских патриотов в застенках НКВД.
11
Переделанные последние строки гимна Литвы Tautiska giesme (“Национальная песнь”). На самом деле заключительные строки гимна – “В честь судьбы той Литвы единение наше!”. (Прим. пер.)
Вот такая правда про евреев. Ее литовцы того времени видели, слышали и читали.
Евреи при Советах оказались у власти
Это правда. Ведь при Сметоне [12] евреев во власти не было. Они не имели права занимать государственные должности. При Советах во властных структурах вдруг появились евреи, и они стали очень заметными. Очень раздражающими. Неважно, что их было немного, – они были.
Евреи встречали Советскую Армию с цветами
12
Антанас Сметона (1874–1944) – первый президент Литовской республики в 1919–1920 гг. и с 1926 по 1940 г. (Прим. пер.)