СволочЪ
Шрифт:
А уверен он быть не может. В этом-то вся и прелесть.
Зато он может быть точно уверен в другом — в том, что на записях обнаружится нечто куда более интересное. Например — тот самый приказ обоим гардам не вмешиваться в происходящее на веранде. А может быть, что и похуже…
— Ну что вы… ну зачем вы… ну как можно… вы же полицейскийююю раз вы так говорите, конечно же я вам верю! — испуганно заплескал начохр жирненькими ладошками так сильно, что его бутафорские кривые ножи, качнувшись, обиженно звякнули друг о друга. Он даже отступил на пару шагов, заулыбался угодливо, ручки к груди прижал, выражая всем телом, что, мол, какие могут быть подозрения и
Ларт продолжал давить начальника охраны взглядом, не отпуская. Молча, спокойно. со знанием дела. Начохр все больше нервничал, дергался и частил за двоих. Что ни о каком недоверии и проверках, конечно же, не может быть и речи, и он смеет надеяться, что у господина комиссара не сложится неверного представления об их заведении, в котором господин комиссар теперь желанный и почетный гость, и ни о какой оплате, конечно же, не может быть и речи тоже.
Ларт тянул паузу, не сводя с начальника охраны задумчивого взгляда и время от времени многозначительно поднимая бровь (у Сволоча это получалось лучше, но несчастному начохру хватало и Лартового бледного подражания). Краем глаза он видел, что оба ресторанных гарда вернулись на свои места по бокам у входа (шварц по-прежнему тащил за собой окончательно скисшего кота). Серый мыш на асфальте наконец-то отмер. Шевельнулся. То ли вздохнул, то ли всхлипнул. Запрокинул голову. Зажмурился.
С-сученыш!
Ларт сморщился, как от оскомины. Какая же у тебя, сученыш, прокачанная программа имитации личности. Включается, главное, очень вовремя.
Если кто-то крякает как утка, выглядит как утка и летает, как утка…
Плевать.
Не важно.
Ларт стоял спиной ко входу и боялся выпустить начохра из-под давления взгляда еще как минимум несколько секунд, закрепляя сказанное и проявляя ухмылкою то, что осталось навысказанным, но вовсе не незамеченным. Чтобы жирный слизняк до конца осознал — рыпаться и возражать не в его интересах.
А потому Ларт никак не мог видеть того, что происходило у входа. Ни огромных безумных глаз (зрачки во всю радужку) хозяйки вляпавшегося телохрана, закусившей кулак с такой силой, что побелели скулы. Ни выражения лица стоявшего рядом Сволоча.
Может быть. и зря.
22 Когда выхода нет
Ларт Рентон
Селд таки сменил настенный календарь — и теперь Ларт вздрагивал каждый раз, когда, забывшись, вскидывал голову от комма и натыкался на укоризненный взгляд голографической девицы с противоположной стенки. Девица выступала из картинки не то чтобы очень сильно, сантиметров на тридцать всего, но для полноты ощущения чужого присутствия этого хватало вполне. По опыту привыкания к прошлому календарю Ларт знал, что потребуется не менее трех недель, чтобы девица перестала восприниматься осмысленным и несущим информационную нагрузку изображением и окончательно превратилась в оптический эквивалент белого шума. А пока придется вздрагивать.
Немного утешало то обстоятельство, что эта девица, в отличие от предыдущей, хотя бы не была голой — в прошлый раз, натыкаясь на взведенные дула сосков, Ларт первое время вздрагивал куда сильнее. Впрочем, была ли она одетой,
Дживс сразу прозвал ее «мечтой правоверного мусульманина», а Селд бесился и кричал, что напарник ни черта не понимает в искусстве, это ведь работа самого Винченцо Маррани, причем раритетный третий оттиск — о чем свидетельствовало красное клеймо в левом нижнем углу. Что по этому поводу думал Сволочь, Ларт благоразумно уточнять не стал — но судя по слишком уж бесстрастному лицу и преувеличенно стеклянным глазам внутренняя ухмылка киборга была ничуть не менее глумлива, чем та, что скрывалась под черными мужскими пальцами на обложке календаря.
В отместку Дживс повесил над своим столом плакат с Роки Злато верхом на его знаменитом «черном драконе» — том самом модифицированном байке, на котором он выиграл прошлогоднюю орбитальную гонку. Селд, который когда-то начинал в одной байкерской банде с юным Роки и с тех самых пор ненавидел его той лютой и негасимой ненавистью, каковой только и могут ненавидеть друг друга бывшие однокашники, после появления провокационного плаката не разговаривал с Дживсом почти три дня. Ларт не вмешивался.
В общем, жизнь продолжалась.
— За вашей Сволочью завтра приедут. Ларт, подготовь сопроводилку, чтобы с утра у меня в комме и на столе распечаткой. А то знаю я вас, вам лишь бы хиханьки, а не чтобы дело как штык!
Шеф говорил мягко, но взгляд его был тяжел. Напряженный такой взгляд, сверлящий, совершенно не соответствующий вроде бы обыденным словам и спокойному тону. Ларт сразу все понял, вот по этому взгляду и понял — и потому не стал переспрашивать. И возмущаться, демонстрируя излишнее понимание, тоже не стал, изобразил на лице вежливый интерес, не более. Растянул губы в почтительной улыбке, склонил голову чуть набок, чтобы удобнее было глядеть в начальственную морду снизу вверх.
Кольнуло — Ларт отлично помнил и эту позу, и этот стеклянный взгляд, которые он сейчас так удачно (ну, будем надеяться, что удачно, зеркала-то нет) скопировал. Самого его это все, помнится, страшно бесило. Но шеф — не Ларт, он не заметит. Не поймет. Не усмотрит неправильного, Ларт — правильный полицейский, и ему вовсе не нужен второй подряд выговор с занесением. И ребята у него правильные, и им тоже не нужно ничего подобного…
— На проверку? Так ведь года еще не прошло, да и медик вроде прогонял по тестам, ну после ранения…
Селд, что б его! Не мог помолчать.
Ларт не застонал и даже не зажмурился, хотя очень хотелось. Продолжал смотреть на шефа преданными глазами с выражением почтительного внимания на закаменевшем лице. Даже вроде бы улыбаться не прекратил. Шеф тоже разулыбался — ему-то как раз вопрос понравился, он этого вопроса ждал.
— Нет. — Отвечая Селду, шеф продолжал смотреть на Ларта, смотреть пристально, жадно и торжествующе. — На утилизацию. Я взамен две девятки выбил, новехонькие брюсики, только что из репликатора. Одна, так уж и быть, у вас останется, хотя и не стоило бы, знаю я вас. Но я сегодня добрый. Можете не благодарить.