СволочЪ
Шрифт:
Ох, Селди …
— Убивать, значит… — Шеф хмыкает удовлетворенно, он услышал именно то, чего так долго ждал. Распрямляется, расправляет плечи. Теперь он спокоен. Ну, почти спокоен. И, что куда страшнее, смотрит почти сочувственно. Кивает собственным мыслям. — Убивать… Вот, значит, даже как… Значит, тот мозготрах был прав, когда предупреждал. А я ведь ему почти не поверил. Говорил, что мои ребятки не такие. А вы, значит, именно что. И зараза проникла куда глубже. А гниющий орган нужно что? Нужно отрезать. Без жалости. А не ждать, пока сам отвалится. Нет уж, ребятки, вы хоть и твари неблагодарные, но вы мои твари, и полковник о вас позаботится.
Шеф смотрел на Селда и вроде как даже именно к нему обращался, но Ларта не оставляло ощущение, что эти слова предназначались ему, Ларту, и только ему. Что они с полковником в кабинете вдвоем. Вернее — втроем, потому что точно так же непонятно почему Ларту с самого начала разговора казалось, что Сволочь тоже смотрел только на него, Ларта. И прислушивался. Хотя этого, конечно же, не могло быть, знаковое имя произносил лишь Селд. Значит, киборгу логичнее реагировать на Селда, Ларт же вообще не издал ни звука, и никакая программа, пусть даже и самая продвинутая и навороченная, не должна была…
— Значит так, ребятки, слушайте и запоминайте, это касается вас всех. Завтра ваш кибер должен быть сдан представителю «АванGARDа» в целости и сохранности. Обгоревший труп не прокатит! А то знаю я вас, с вас станется подсунуть левого жмура, размозжив ему башку и всобачив нужный чип-идентификатор, типа это не вы, когда вы пришли, так и было. Нет уж! Не прокатит, слышите? Живой, здоровый, вменяемый. Это приказ. Далее — никаких махинаций с продажами. Если узнаю — а я обязательно узнаю! — что кто-то из вас или же вы все вместе, скинувшись, эту тварь выкупили… выговором не отделаетесь, так и знайте. Сядете. Все трое. По статье триста сорок шесть Б-прим уголовного кодекса Конфедерации. За преступную халатность и небрежное обращение с потенциально опасным оборудованием, проявленную лицами при исполнении и с полным осознанием содеянного. А он все равно будет списан и уничтожен. А если вдруг это сделает кто-то из ваших друзей или даже совершенно посторонний человек — вы все равно сядете. Все трое. Запомните, ребятки, я не буду искать доказательств вины или невиновности. Просто сделаю это. Запомните и всем своим друзьям передайте — пусть трижды подумают, кто им дороже. И вы сами тоже — крепко подумайте.
Шеф кивнул сам себе, смерил по очереди каждого подчиненного долгим многозначительным взглядом и направился к выходу. Ларт смотрел ему в спину и старался, чтобы улыбка выглядела такою же, как и раньше — вежливой, отстраненной и фальшивой.
Так. Спокойно. Не радоваться. Рано радоваться, хотя и очень хочется.
Не тупик.
Да, очень славных выходов не осталось, а кто говорил, что будет просто? Зато есть как минимум два условно годных. Не очень приятных, скорее даже совсем неприятных, хотя и по-разному, но годных. Вполне. И если поторопиться — оба вполне реализуемы. Только торопиться придется очень. И еще один — скверный, да, но на самый крайняк сгодится и он, Ринн поймет правильно, и ребята поймут, а что другие подумают — да какая разница?..
— Да, чуть не забыл! — Шеф обернулся уже от самой двери. — Если вдруг завтра с курьером «АванGARDа» что случится… или с его машиной, не важно. Авария, приступ космической чумки, укус бегемота, внезапное помутнение сознания или удар кирпичом по затылку… Если по дороге в их офис вашего сраного кибера попытаются отбить неизвестные бандиты или на машину вдруг совершенно случайно
Дверь за шефом закрылась совершенно беззвучно. Треск схлопнувшегося в ноль веера возможностей прозвучал только в сознании Ларта. Впрочем, нет, веер не схлопнулся. И даже не сломался.
Веера просто больше не было.
23. Когда нечего больше терять
Бонд по имени Сволочь
— Можно мне кофе?
— Д-да, конечно, Св… сходи… дать тебе кружку?
— Спасибо, Рамси. Не надо. Там есть стаканчики.
Дежурная улыбка номер семь, чуть печальная, сообразно обстоятельствам. Заговорить самому, без приказа и даже без хозяйского взгляда (а они все очень старательно отводят глаза) — на грани палева. Тем более высказать просьбу. Но теперь уже все равно. Можно палиться по полной, хуже не станет.
Потому что хуже просто некуда.
В коридоре никого. А кофе вкусный. Особенно если с кленовым сиропом, и на кнопку нажать три раза. Три раза на каждый стаканчик. Второй уже не доставил такого же удовольствия, как первый, но Сволочь упрямо выпил и третий, уже почти не чувствуя вкуса. Вот и хорошо. Если бы не выпил сейчас — жалел бы до конца жизни. Все оставшиеся часы — сколько их там? Двенадцать? Четырнадцать? Может быть, сутки, вряд ли больше. Да и когда будут потрошить на проверочном стенде — это уже не жизнь.
Ни на что не надеясь особо (но проверить-то нужно!), сделал пробный шаг к лифту. Дыхание сразу же перехватило, тело крутануло судорогой, пока еще легкой, предупредительной.
Вот так. Что и требовалось доказать. Иногда быть хакнутым куда важнее, чем иметь собственное мнение и уметь думать без помощи программы. Да и такое ли уж оно ценное, это умение думать. если вечно думаешь не о том, о чем надо бы. Вот как сейчас, например. Не подумал заранее? Не побеспокоился? Не предусмотрел? Даже после вчерашнего намека Ларри — да что там намека! баннера поперек трассы! трехметровыми буквами! — не озаботился хотя бы просто сбежать?
Что ж, винить некого. Ибо виноват сам.
И только сам.
С четвертым стаканчиком в руках Сволочь вернулся в кабинет, чувствуя, как постепенно отпускает скрученные имплантатами мышцы. Он более не противодействовал прямому приказу, вот и программа не считала нужным противодействовать ему. Замер у двери в условной стойке — нечто среднее между «вольно» и «на отдыхе». Тоже, конечно, то еще палево, в любое другое время поостерегся бы, но сейчас уже все равно. Сейчас все — все равно.
И можно тоже все.
Например, можно было бы не останавливаться у двери, не замирать, а плюхнуться на диван с наглым развязным видом, выхлебать обжигающий кофе (а не греть о стаканчик ладонь) и послать по матери всю эту сладкую троицу — лишь для того, чтобы посмотреть, как вытянутся у них лица. Смех на эшафоте, веселая вседозволенность смертника, которому больше нечего терять и хуже уже не будет. А что не будет — Сволочь знал точно. Никакого стенда, никогда больше. Он найдет способ заставить их убить его раньше. Найдет. Они ведь всего лишь люди. Люди предсказуемы и управляемы. А он — нет. Ну, если, конечно, не считать прямые приказы, но кто и когда их считал?