СволочЪ
Шрифт:
Улыбаться. И именно что благодарить. Это он только так говорит, что не надо, а как раз именно в таких случаях и особенно надо. Надо. Значит, будем благодарить. Только не вслух, вслух сейчас вряд ли получится — позой, улыбкой, глазами, всем лицом, лицо привычное, тренированное, оно справится. И не с таким справлялось.
А голос может и сорваться.
И только, пожалуйста, ребята, — молчите. Не надо…
Свист втянутого сквозь зубы воздуха. Это Дживс. Вздохнул? И прекрасно. И молчи. Не надо. Когда у шефа такой вот мягкий и вкрадчивый тон — ему нельзя возражать. От слова совсем. Дживс, ты же умный парень, и шефа ты знаешь
Треск сломавшегося в пальцах вечного маркера — производители утверждали, что их сломать практически невозможно, до полутора тонн на изгиб.
Врали.
Дживс — умница. Промолчал. Маркер только. Маркер не жалко, пусть. Много их. Дживс опытный.
А вот Селд…
— Да на кой нам девятка?! Это просто смешно! Они такие же глючные, если не хуже, а к этому мы вроде как бы уже привыкли, да и справляется он вполне!
— Док сказал, что эта тормознутая рухлядь не тянет и семидесяти процентов по штатным тестам, и это даже без загрузки. — Шеф по-прежнему смотрел на Ларта. Пристально, жадно, оценивающе. Глаза у него были маленькие и черные, как два сканера, дырки зрачков — как дула. Ларт продолжал улыбаться и надеяться, что улыбка эта правильная. А если и не совсем — то не настолько, чтобы шефские сканеры это заметили и отреагировали. Странная мысль — так, наверное, чувствуют себя киборги на тестовом стенде. Словно под прицелом. Бракованные киборги. Неправильные.
Действительно, странная мысль. Ларт — хороший коп. Правильный. И никому никогда не удастся доказать иного, даже шефу, как бы он ни старался. Это проверка. Просто проверка. Ее надо пережить с наименьшими потерями — а потом уже думать, как обойти приказ. Приказ ведь всегда можно обойти. Если постараться. Ох, Ларт, а тебе твое поведение сейчас никого не напоминает? Напоминает. И что? У умных людей не грех и поучиться. И в общем-то похрен давно, что не все они — люди.
Странно, но Ларт почти перестал волноваться, мозг работал на удивление четко и безэмоционально, словно у… Ну да. С кем поведешься. Не важно. Отбросить. Есть данность. Ее невозможно изменить. И — пока! — невозможно обойти. С нею надо работать.
Шеф хочет убрать Сволоча из отдела и вообще из участка. Радикально и окончательно. Это данность. Что ж, его право, его власть. Его цель. Понятно и осуществимо. Изменению не подлежит. Возражать бесполезно. Мы и не станем.
Хочет убрать? Пусть.
А вот утилизация — дело другое. Она уже в чужой сфере ответственности, где у шефа нет ни власти, ни права. Где изменения не только возможны — естественны. И утилизация — вовсе не данность, единственная и окончательная, а всего лишь один всего лишь возможный всего лишь вариант из широкого веера прочих возможных. Пока еще очень широкого, есть из чего выбирать. И лучше молчать, чтобы этот веер не сузить. Неосторожным словом, случайно и вовсе того не желая.
— Док вообще-то совсем другое говорил!
Селд в отделе не так давно, Селд ни разу не видел шефа в истинной ярости и не знает, когда надо остановиться, замолчать в тряпочку и начать улыбаться. И отступать, кивая и улыбаясь, все так же кивая и улыбаясь — пока еще есть куда отступать. Тут главное — не доводить до последней черты, дать и
— Док говорил, что недели через три Сволочь восстановится практически в полном объеме, плюс-минус три процента, а через месяц…
Ох, Селди…
— Да-а-а? — Шеф натянул это короткое слово на бесконечность, словно сову на глобус. Обернулся к Селду, медленно так, задумчиво даже. И Селд, неустрашимый Селд, девизом которого в любой самой безвыходной ситуации было «да херня это все, прорвемся, и не из такой херни прорывались!», втянул голову в плечи и замолчал. Жалко только, что поздно.
Шеф оскалился, тон его стал совсем бархатным:
— Значит, это очень удачно, что гардисты за ним приедут завтра, а не через месяц. И примут акт о списании устаревшей некондиции, даже не пикнув. Какое просто-таки чертовски удачное совпадение. Или вы так не считаете?
Последние слова он уже не мурлыкал — шипел. Обвел взглядом всех троих сотрудников (привычно проигнорировав замершего в своей нише по стойке смирно Сволоча) и снова уперся им в Ларта. Селд открыл было рот — и закрыл, громко лязгнув зубами. Шеф, конечно же, слышал, даже фыркнул чуть слышно носом и заговорил еще тише и ласковее, заставляя подчиненных прислушиваться, невольно и напряженно:
— Думаете, я не знаю, что за гадючник вы тут у меня развели под самым носом? Устроились, понимаешь, как свиньи в берлоге! Думали — не узнаю? Про ваши милые посиделки, круговую подругу и ресторанные драки? Про то, что вы эту тварь с собой даже на ваши сраные шашлыки таскали! И без намордника! Думаете, я не знаю, кого вы обрядили Санта-Клаусом на рождественской ярмарке? И усадили детишек слушать! Надеялись меня подсидеть, да? Надеялись, что если вдруг что — то вы чистенькие, а полковник за все в ответе? Думали, если нашли где-то крутого хакера, то теперь в дамке? Думали, полковник у вас глухой на оба глаза, да? И мозгов у него кот накакал? Как у тех макак, что все дырки на роже прикрыли и уверены, что их теперь никто никуда не трахнет? Не-е-ет, милые мои, полковник все видит, все слышит, все знает! И бдит. И никто из вас его не трахнет и не подсидит, даже и не надейтесь. Я вам этого не позволю, ясно?
Шеф так и не начал орать, даже сейчас, и это было скверно, очень скверно. Тихая ярость менее эффектна, но более эффективна. И предусмотрительна.
— Так вот, милые мои заговорщики, — завтра все это кончится. У вашей девятки хозяином буду прописан я — и только я. А вы — всего лишь лица с ограниченным правом управления. Очень ограниченным, смею вас всех уверить! И докладывать обо всем и обо всех ваша девятка будет мне. Лично. Обо всем. А вашу хакнутую рухлядь завтра же отправят на слом. Я прослежу.
Уже завтра? Шеф действительно в ярости. И напуган. Что он такого узнал, кроме той драки, рождественской подмены и шашлыков? Неважно. Отбросить. Завтра. Это хуже, веер возможностей сужается резко. Но не фатально. С десяток вариантов еще вполне остается. Ну, ладно, не десяток. Но шесть средне приемлемых. И два — неплохих. Очень даже. Целых два, роскошь.
— Это неправильно! Если вы считаете, что мы виноваты — наказывайте нас, Сволочь тут ни при чем! Он же просто выполнял наши приказы, и все! За что его убивать? Ребята, ну скажите же вы ему!