Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона
Шрифт:
– Накрылся наш выпускной, – раздался в тишине чей то грустный голос.
Дальше шел список погибших. В воздухе медленно проплывали незнакомые фамилии. И вдруг – Анна Ковалефф. Герман Ковалеф. Земля ушла из-под ног, я не мог поверить своим глазам. Но ведь этого не может быть, так не бывает. Это какая-то чудовищная ошибка.
– Нет, нет, нет, это неправда, – я все время набирал то маму, то папу, слыша только женский голос:
– Абонент временно недоступен, – в груди рос какой-то комок, подкрадывалось чувство тошноты. Словно через вату слышал, как пытается говорить со мной Алекс.
– Старина, только не молчи, – тряс он меня за плечи. До меня дозвонилась Линда:
– Яр, любимый, как ты? Я не знаю, что сказать, это ужасно.
Больше я ничего не слышал, уплывая куда-то, передо мной стояли улыбающиеся, счастливые родители. Слезы душили, не хватало воздуха.
Глава 9
Церемония прощания была предельно проста: в черную гранитную кладбищенскую стену были замурованы две урны, как мне сказали, с прахом моих родителей, но я-то понимал, что звездолет был сбит повстанцами в стратосфере и вряд ли от пассажиров хоть что-то могло остаться. Так даже легче, я не видел тел своих родителей и для себя решил, что они где-то далеко-далеко, вне зоны доступа. Ксендз зачитал молитву, пытаясь убедить всех присутствующих, что там, где они сейчас, им намного лучше. Рабочие замуровали урны и прикрепили бронзовые таблички. Имена моих родителей на табличках, здесь, на кладбище, смотрелись противоестественно. Линда в черных очках и в черном траурном платье все время жалась ко мне. Слева стоял Алекс со своими родителями, тетей Вандой и дядей Ежи. Дядя Роланд не смог прибыть на церемонию прощания по долгу службы. Рейх не простил такой пощечины и объявил войну сепаратистам. Он лишь выразил соболезнования и сказал, чтобы я не делал глупостей, родителей не вернуть, а жизнь продолжается и жить надо. Поочередно собравшиеся возлагали цветы, подходили ко мне, жали руку, хлопали по плечу, выражали слова скорби и сочувствия, а в моей душе клокотала злоба, я ненавидел Олерон. Всей душой ненавидел сепаратистов. Идя по гравийной дорожке с кладбища, я был поражен невероятной тишиной – ни единого шума, ни одного постороннего звука не доносилось с улицы. Само кладбище охраняло скорбный покой своих вечных постояльцев. Несмотря на то что не было даже намека на дуновение ветра, ярко-зеленые, изумрудные, такие бывают только весной, листья на деревьях и кустах неестественно трепетали, как будто души давно умерших пытались тебе то ли что-то рассказать, то ли о чем-то предупредить, и еще одуряющий аромат цветущей рижской сирени. Выйдя за кладбищенские ворота, я обратился к Алексу:
– Спасибо за то, что пришел, – мы обнялись. – У меня к тебе просьба.
– Все, что скажешь.
– Проводи, пожалуйста, Линду до дома, – Линда вскинула на меня вопросительный взгляд. – Прости, любимая, но мне надо побыть одному. Прошу тебя.
Линда обняла меня за шею своими гибкими прохладными руками:
– Я все понимаю, милый, – нежно поцеловала. – Все будет хорошо. Люблю тебя.
– Я тебя тоже.
До дома я добирался пешком, хоть на дворе и весна, но жарко не было, погода была пасмурная. Под стать моему настроению, огромные, тяжелые, похожие на гигантскую сахарную вату облака зависли в небе, никуда не двигаясь, давя своей тяжестью. Войдя в квартиру, меня опять окружила гнетущая тишина. Раздался зуммер голографона, заставив вздрогнуть. Звонил Алекс:
– Линду я проводил. Все в порядке.
– Спасибо, старина.
– Что намереваешься делать дальше?
– Я знаю, что буду делать. Завтра с утра иду в военную канцелярию – записываться в звездную пехоту. Хочу лично спросить с этих гадов за мать и за отца, они у меня за все ответят, клянусь, Алекс.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Во сколько ты завтра идешь?
– К восьми утра.
– Я зайду за тобой, пойдем записываться вместе.
– Тебе зачем? Это не твоя война.
– Твои родители для меня были как родные, – и потом, как когда то в детстве, сказал: – Как я тебя одного брошу. Все, пока, не спорь, до завтра.
– До завтра.
Алекс отключился.
Бесцельно потоптавшись по большой пустой квартире, все не мог найти себе места. Зашел на кухню, открыл холодильник. На полочке стояла бутылка шнапса. Выдернув ее и разыскав кое-какую снедь, присел за стол, долго смотря, как отпотевает бутылка и по ее блестящим бокам, точно слезы, стекают прозрачные как хрусталь капли влаги. Я еще никогда не пил крепких напитков, как-то до этого дня не было никакого желания. Наконец, решился. Налив рюмку, целиком опрокинул ее, прислушиваясь к своим ощущениям. Шнапс прошел как вода, только обжег желудок, налил следующую. После второй рюмки разлилось тепло по всему телу. Тут же наступило полное опустошение, навалилась усталость, захотелось спать. Сказалось нервное напряжение последних дней. Не раздеваясь, в одежде завалился на кровать и вырубился до самого утра.
Глава 8.
На следующей день ровно в восемь мы с Алексом стояли перед дверью военной канцелярии. Внутри народу было немного. Встали в очередь. Над дверью загорелась зеленная надпись «Следующий». Я зашел в небольшой кабинет, посередине за столом сидел мужчина с погонами оберст-лейтенанта и усами а-ля Адольф Гитлер. Скрипучим голосом спросил:
– Желаете поступить на военную службу?
– Так точно.
Оберст-лейтенант оживился.
– Протяните левую руку к идентификационному окошечку в столе. Ага. Яр Ковалефф. Так, дата рождения, группа крови. О, да ты с отличием окончил звездную академию. Хорошо, обрадованно потер он руки Потому что пилоты нам нужны.
– Я хочу записаться в звездную пехоту.
– Я не понял?
– Я хочу в звездную пехоту.
Военком посмотрел на меня с сожалением, как на умалишенного.
– Зачем тебе это, парень?
– На «Гортензии» были мои родители.
– Не смею препятствовать. Распишись вот здесь, – сказал он, протянув мне контракт.
Даже не читая, я черканул свою подпись.
– Добро пожаловать в звездную пехоту, сынок. Завтра в 8.00 ты должен прибыть на сборный пункт по адресу: Маза Кална, 111, при себе иметь пару сменного белья, зубную щетку, обо всем остальном позаботится звездная пехота. Еще раз должен предупредить: в случае неявки в обусловленное место и время ты несешь уголовную ответственность по всей строгости закона. Контракт действует полтора года, выбыть из рядов звездной пехоты досрочно возможно только по причине смерти. Свободен.
Алекса я ждал недолго, он вышел, широко улыбаясь.
– Ну что? – спросил я.
– Порядок. Завтра в восемь на сборном пункте.
– А чего улыбаешься?
– Да военком как услышал, что хочу в звездную пехоту, сказал, что до меня здесь уже был один придурок, наверное, сегодня день дурака, у них корочки пилотов на руках, а они в звездную пехоту лезут. Дебилы. Ну, куда сейчас?
– Пойду соберу вещи, и с Линдой надо попрощаться. А ты?
– Тоже пойду вещи соберу. Ну что, до завтра?
– Давай, до завтра.
Глава 10
Подойдя к дому Линды и звоня в дверь, я даже не знал, как ей сообщить о том, что я поступил на службу. Разговор с Линдой был очень тяжелым.
– Ты что, с ума сошел?! Зачем тебе это надо? У Рейха достаточно профессиональных военных, которые знают, что делать.
– Ты не понимаешь. Война долго не продлится, а я обязан предъявить им свой личный счет.
– Какой счет? Ты обо мне подумал? Ты в первую очередь должен заботиться о нас, о нашем будущем, о будущем наших детей.
– Успокойся, милая, это ненадолго. Разобьем сепаратистов, и я вернусь. Пойми, любимая, ну не могу иначе. Они убили моих родителей. Я должен отомстить, этим гадам должен.
– Ничего ты не должен, – говорила Линда, размазывая тушь по щекам. – А если кому-то должен, то только мне.
Я крепко обнял ее, волна нежности и любви захлестнула меня. Я поцеловал ее в лоб, в сухие губы и мокрые от слез глаза, ощущая на своих губах соленый вкус. Она уткнулась мне в плечо, ее тело содрогалось от рыданий. Я гладил любимую по голове, стараясь хоть как то успокоить.