Священная война (сборник)
Шрифт:
– Да, Марфуша?
– Государь император сделал России много добра. Он вывел Отечество наше из туманов варварства азиатского к Просвещению.
Наталья Андреевна поморщилась. Все правильно, однако здесь же не приходская школа для крестьянских детишек и не младшие курсы, где в заслугу идет уже хорошая память и способность пересказать наизусть страницу-другую из учебника господина Иловайского.
– Анна?
– Государь император ввел при дворе западные костюмы. И при нем можно стало танцевать. – Первая красотка института благородных девиц улыбалась, явно предвкушая
Что ж, уже лучше. Наталья Андреевна поощрительно кивнула, разрешая садиться.
– Неждана?
– Государь император отправлял юных дворян и мещан учиться наукам в европейские страны.
– Весьма хорошо, сударыня. Да, Василиса?
– При Государе Императоре Россия вышла к Балтийскому морю. Был построен сильный флот.
Конечно – внучка адмирала, дочь и сестра капитанов военно-морского флота.
– Татьяна? Он…
– Кто – «он»? Внимательнее, сударыни, будьте любезны. Мы говорим об особе Государя.
– Государь Император…
– Так, – поощрила Наталья Андреевна.
– …он создал полки нового строя, перевооружил армию по европейскому образцу, и много проводил с нею потешных боев и учений, в коих сам принимал участие.
– Так, отлично. Ангелина?
– Государь император воевал с турками за Крым и захватил крепость Азов.
– Отлично. Русана?
– Государь император создал в Москве университет.
– Замечательно, сударыни. Ксения, ты что-то хотела сказать? Невысокая темно-русая девчушка с толстой длинной косой и огромными серыми, почти всегда опущенными глазами, подняла голову. Уставилась на преподавательницу иконным скорбным взором.
– А еще, – проговорила она очень тихо. – Государь Император был очень добрый человек. Он не любил казнить и наказывать. И за всю его жизнь только дюжину знатных людей приговорили к смертной казни, но не сам Государь, а Собор Сословий. И хотя он знал, что эти люди готовили покушение на него в пользу польского короля, он очень переживал их смерть, часто заказывал молебны за упокой их душ. Кроме князей Шуйских и бояр Романовых, при нем никто больше не был казнен смертью, даже за измену всего лишь ссылали в дальние монастыри. А казнь тех он переживал до самой своей смерти и завещал потомкам молиться за их души.
В классной комнате повисла совсем уж могильная тишь. Наталья Андреевна замерла, положив руку на голову Ксении, вновь опустившей лицо.
И в этой тишине стал слышен идущий откуда-то дальний комариный зуд. Все вздрогнули, запереглядывались, повернулись к огромным французским окнам.
Наталья Андреевна подошла к окну. За спиной заскрипели парты – девушки задвигались, пытаясь получше разглядеть серебристые рыбки аэроптеров в ярко-синем майском небе.
– Идут – шепнул кто-то за спиной. И столько в этом голосе было страсти и тоски по вот-вот готовому ускользнуть неповторимому зрелищу, что Наталья Андреевна, тайком улыбнувшись, скомандовала:
– Сударыни, будьте любезны подойти!
Ох и рванулись девицы к высоким окнам, расплющивая о стекла носы, толкаясь – как мещане в конке, ей-богу!
Аэроптеры первого ряда, летевшие из Замоскворечья, твердо держали строй, складывавшийся в ряд цифр: 1050.
– Что сие означает? – едва имея силы придавать голосу видимость педагогической строгости, спросила Наталья Андреевна.
– Тысяча пятьдесят лет царствующей династии! – вразнобой отозвался звонкий девичий хор.
– А это? – следующий ряд аэроптеров сложился в цифру 300.
– Триста лет Империи Российской! – с восторгом выкрикнули девушки.
Наталья Андреевна сейчас сама чувствовала себя юной-юной девчонкой, едва ли много старше воспитанниц. Хотелось прыгать, махать руками, кричать что-то несущимся в небе стальным птицам. Да, за три десятилетия от первых машин полковника Можайского – к лучшему воздушному флоту мира. Сама она десять лет назад взволнованно читала в газетах о подвигах российских летчиков-добровольцев, заставивших надменных бриттов, позабыв спесь, облачиться из ярко-красных мундиров в грязно-бурое хаки. Да устоял ли б без них Трансвааль? Не назывался ли бы теперь Киптштадт каким-нибудь Кейптауном?
Рыкнули древние пушки с кирпичных стен Кремля – ратное прошлое России приветствовало героев ее сегодняшних и грядущих побед.
Девушки не удержались, восторженно взвизгнули – и покраснели, кажется, разом, тем паче, что сразу вслед за тем раздался деликатный стук в дверь, сопровождаемый слабым, но отчетливо слышным сдавленным кашлем.
– Прошу входить. – развернулась к двери Наталья Андреевна. В дверь, держа на сгибе локтя парадную бобровую шапку с фазаньими перьями под орленой кокардой, вошел высокий молодой человек, коротко остриженный, с щегольски покрученными светлыми усами. При взгляде его голубых глаз у Натальи Андреевны, как всегда, слегка закружилась голова, и она немедля опустила взор на блистающие золотым шитьем погоны, аксельбанты и нашивные узоры из шнуров на парадном кунтуше, на сильную руку, придерживающую рукоять сабли.
За ним вошли столь же нарядно одетые мальчишки – сверстники ее воспитанниц. Такие же шапки – только пока бесперые, и кокарды попроще. Такие же кунтуши – только украшений меньше. Такие же сабли на поясах. Встали молчаливым, плотным и ровным строем, пожирая взглядами стайку ее учениц.
– Панна Вишневецкая? – щеголь резко наклонил коротко остриженную голову, словно клюнул что-то ястребиным носом. Точно также кивнули-клюнули за его спиною мальчишки. – Честь имеем!
Она присела в глубоком реверансе, слыша, как шуршат за спиною платья институток, повторяющих ее движение:
– Пан Басманов, рады видеть пана.
Басманов крякнул, отпустив саблю, огладил усы, вздохнул полной грудью и произнес:
– Панна Вишневецкая Наталья Андреевна, я и мои воспитанники (вновь дружный кивок двух десятков коротко остриженных голов) имеем честь от лица Московского шляхетского училища приветствовать Вас и Ваших воспитанниц (вновь шорох подолов по лаковому паркету) и пригласить на пикник и бал, устраиваемый городским дворянским собранием в честь знаменательной даты, объединившей юбилей августейшей династии с юбилеем венчания первого Императора Российского.